Везде
Post-socialist city: the visual experience of everyday life as a factor of nation-building
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
Post-socialist city: the visual experience of everyday life as a factor of nation-building
Annotation
PII
S258770110018979-8-1
DOI
10.18254/S258770110018979-8
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Veronika Sharova 
ORCID: 0000-0002-7405-2992
Occupation: Research Fellow of the Department of Philosophy of Russian History
Affiliation: Institute of Philosophy of RAS
Address: 12/1 Goncharnaya Str., Moscow 109240, Russian Federation
Edition
Volume 6 № 1
Abstract

The collapse of the so-called "socialist bloc" of states at the turn of the 1980-1990s. raised, among other things, the question of the formation and / or reformatting of national, regional and local identities in Central and Eastern Europe. This question turned out to be relevant in the context of rethinking the image of a post-socialist city. In this article, we plan to address a number of aspects of processes and practices related to architecture and cultural heritage policy, urban planning and identity in the post-socialist city.

Warsaw, Budapest, Prague, Bratislava, cities of the former GDR and others, which developed for several decades under the conditions of the socialist (with all possible remarks) regime, at the new stage retained a number of visual features that referred to the socialist past. The surviving monuments, elements of toponymy, urban space planning, recognizable buildings (such as, for example, the Palace of Culture and Science in Warsaw), on the one hand, create a common space of historical memory in the region of Central and Eastern Europe; on the other hand, the new nationalizing projects of post-socialist societies have set and are setting the contours of singularity, national and local selfness, redefining the political and cultural maps of cities. 

While exploring the city as a political text, we plan to take a closer look at how the visual experience of everyday life influences the formation of post-socialist national identity and determines the commemorating practices of residents of such cities.

 

Keywords
city theory and philosophy, cultural geography, post-socialist city, nation-building, Central-Eastern Europe, local identity, historical memory, memory spaces, commemoration practices
Received
01.12.2021
Date of publication
30.03.2022
Number of purchasers
12
Views
1097
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf
Additional services access
Additional services for the article
Services benefits
100 RUB / 1.0 SU
1 Прежде чем перейти к содержательной части статьи, позволю себе небольшую преамбулу личного свойства. Несколько лет назад – когда путешествовать по миру в целом и по Европе в частности было существенно проще, нежели сейчас, в начале 2022 года, – автору этого текста случилось провести несколько дней в Будапеште. Недалеко от Центрального рынка, популярной городской достопримечательности, мне бросилась в глаза одна небольшая деталь уличного ландшафта. Под современной табличкой с названием улицы – бульвар Вамхаз, Vámház körút – виднелась выцветшая, но все еще ясно читаемая надпись: Tolbuhin körút. С 1945 до 1990 гг. улица носила имя советского маршала Федора Толбухина, командовавшего рядом крупных военных операций на территории Венгрии в конце 1944 – начале 1945 гг.; после распада социалистического блока государств Центрально-Восточной Европы бульвар вновь переименовали: ему было возвращено название, которое улица носила до 1915 года: Таможенный бульвар1.
1. Небольшое дополнение: в 1915 году бульвар Вамхаз был переименован в бульвар Фердинанда – в честь Фердинанда I, царя Болгарии в 1908–1918 гг. В 1919 году историческое название было возращено, а в 1942 году улица получила имя Иштвана Хорти – вице-регента Королевства Венгрия, старшего сына Миклоша Хорти – разбившегося на самолете под Старым Осколом в августе 1942 года. С 1945 года до 1990, как было отмечено, улица носила имя Федора Толбухина. Фрагменты истории ХХ века в названии одной улицы.
2 Незначительный, на первый взгляд, элемент топонимики Будапешта стал отправной точкой для дальнейших моих размышлений: как подобные свидетельства истории, разрозненные и порой случайные, формируют единую ткань городского ландшафта? Считываются ли они местными жителями (а также туристами, как в упомянутом случае) как нечто естественное, как обыденная часть повседневности? Или же эта повседневность продолжает быть наполненной политическими и идеологическими смыслами, несет в себе заряд сомнения, конфликта, вызывает зрителя на мысленный диалог? Как прочитывается этот городской текст? Представляется, что именно города Европы, пережившие в ХХ веке многочисленные бурные события и не раз менявшие свой образ и свою идентичность, остаются особенно интригующими объектами подобных размышлений – а вслед за ними и исследований. Мы исходим из того, что политические нарративы в принципе реализуются не только с помощью формальных или традиционных инструментов национального строительства – СМИ, школьного образования, публичной политики, – но также они могут внедряться, воспроизводиться, закрепляться и размываться посредством альтернативных «идеологических аппаратов государства» (пользуясь термином Луи Альтюссера2); в частности, с помощью скрытой, подсознательной или неосознаваемой динамики культурно обусловленной окружающей среды3, в нашем случае – визуально воспринимаемого пространства города.
2. Альтюссер Л. Идеология и идеологические аппараты государства (заметки для исследования) // Неприкосновенный запас. 2011. №3. [Электронный ресурс]. URL: >>>> (дата обращения: 20.01.2022).

3. Identity and Nation Building in Everyday Post-Socialist Life / Ed. by: Abel Polese, Jeremy Morris, Emilia Pawłusz, Oleksandra Seliverstova. London, N.Y.: Routledge, 2018. P. 3.
3 В начале статьи следует оговориться, что понятие «постсоциалистический город» подразумевает достаточно широкую трактовку – по сути, это зонтичный термин, нуждающийся в уточнении. Формально к постсоциалистическим городам могут быть отнесены Москва и Ашхабад, Дрезден и Тирана, София и Клуж-Напока… Продолжать этот список в назывном порядке, очевидно, бессмысленно; в первую очередь следовало бы задать рамки (определенные, отчасти, авторским волюнтаризмом): о каком именно типе постсоциалистического города пойдет речь?
4 Говорить о постсоциалистическом городе можно, рассматривая его под разными углами зрения, в различных оптиках: делая акцент на специфике городской экономики эпохи возрожденного капитализма; на практиках администрирования; на прикладных сторонах жизни города с позиций урбанистики и так далее. Мы, в свою очередь, воспринимая постсоциалистический город в его целостности, понимая его “as is”4, сосредоточимся на политико-философских аспектах, а именно на способах репрезентации власти в облике города, особенностях эволюции национальной и локальной идентичности, а также на восприятии мест памяти5 в городах современной Центрально-Восточной Европы. Разнообразное, во многом противоречивое наследие социализма как такового, в частности, включает в себя до сих пор «мало сегментированное городское пространство»6, которое к тому же, по замечанию литовского философа, исследователя феномена повседневности Нериюса Милерюса, отличается асинхронным характером7. Таким образом, предмет нашего исследования – не только место, но и время постсоциалистического города – его особый хронотоп, определяющий границы культурного ландшафта.
4. Mikhail Ilchenko, Diana Dushkova. Editorial: In search of the post-socialist urban geography. How do we see the post-socialist city today? / Belgeo. 2018. No. 4. DOI: https:// doi.org/10.4000/belgeo.31467 [Электронный ресурс]. URL: >>>> (дата обращения: 20.01.2022).

5. Обращаясь к подобным сюжетам, едва ли возможно избежать отсылок к знаменитой концепции мест памяти (lieux de mémoire) французского историка Пьера Нора. См.: Нора П., Озуф М., де Пюимеж Ж., Винок М. Франция-память / Пер. с фр. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1999. 328 с.

6. Милерюс Н., Коуп Б. Введение / P.S. Ландшафты: оптики городских исследований. Сборник научных трудов / Отв. ред. Н. Милерюс, Б. Коуп. Вильнюс: ЕГУ, 2008. С. 20.

7. Милерюс Н. Синхронизация и десинхронизация настоящего и прошлого на советском и постсоветском пространствах / Милерюс Н., Коуп Б. Введение / P.S. Ландшафты: оптики городских исследований. Сборник научных трудов / Отв. ред. Н. Милерюс, Б. Коуп. Вильнюс: ЕГУ, 2008. С. 53.
5 До того, как стать не только «пост-», но и собственно социалистическими, рассматриваемые нами города в своих «досоциалистических» формах существовали и развивались на протяжении столетий, обладая в том числе столичным статусом; они могли ассоциироваться с былой, но утраченной государственностью (Краков) или не обладать этим статусом в полной мере уже до периода после социализма (Братислава); могли нести в своем облике черты прошлых завоеваний (Будапешта турками-османами) или утратить большую часть исторического архитектурного наследия вследствие трагических событий ХХ века (Варшава)… Пересмотр национальных нарративов в постсоциалистический период включает в себя не только реактуализацию «традиции» (а вернее, того, что под ней подразумевается)8, но во многих случаях и преднамеренное «забвение», почти в духе знаменитого высказывания Эрнеста Ренана, социалистического наследия. Последнее, впрочем, необязательно предполагает физическое уничтожение соответствующих элементов городской среды, но, например, их размывание и «переформатирование» в общественном сознании, лишение их изначального идеологического смысла и, таким образом, символическую нейтрализацию. Этим, однако, существующие подходы к переприменению наследия социализма не исчерпываются: А. Динер и Дж. Хаген, в частности, упоминают о таком явлении, как “commie tourism”9 – своеобразной экзотизации мест памяти социалистического периода, ведущей к превращению их в городские или региональные достопримечательности. Визуальная интонация последних может варьироваться от мрачно-назидательной (Terror Háza, Дом Террора в Будапеште) до почти откровенно развлекательной (комплекс Бузлуджа, заброшенный дом-памятник Болгарской коммунистической партии – популярный объект так называемого индустриального туризма).
8. В ряде случаев имели место практически зеркальные сюжеты: так, ситуация с вызвавшим немало споров у искусствоведов, историков и в целом горожан памятником князю Владимиру I на Боровицком холме под стенами московского Кремля по политической подоплеке (и по художественным достоинствам произведения) во многом напоминает историю появления возле Братиславского Града памятника Святополку I – правителю Великой Моравии, в значительной степени мифологизированному персонажу словацкого национального нарратива. Инициатором установки памятника в 2010 году был премьер-министр Словакии Роберт Фицо. См.: Cesta Svätopluka na Bratislavský hrad [Электронный ресурс]. URL: >>>> (дата обращения: 19.01.2022).

9. Alexander C. Diener, Joshua Hagen. From socialist to post-socialist cities: narrating the nation through urban space / Nationalities Papers. 2013. 41:4. P. 487–514. DOI: 10.1080/00905992.2013.768217
6 Рубеж 1980–1990-х гг. стал точкой отсчета фактического «переизобретения»10 городов бывшего «восточного блока» государств «от Москвы до самых до окраин»: если такой окраиной – не только географическим, но и урбанистическим рубежом – считать Берлинскую стену. Именно падение Стены в большинстве соответствующих исследований упоминается в качестве наиболее наглядного, впечатляющего визуального опыта, ассоциирующегося со сменой эпох, сменой поколений (пусть и не самого однозначного свойства, уточняют авторы книги с красноречивым названием “Over the Wall / After the Fall: Post-Communist Cultures through an East-West Gaze”)11. Фактическое воссоединение «запада» и «востока» Берлина также обозначало и необходимость переопределения идентичности – как локальной/городской, так и федеральной/национальной (которое, впрочем, не завершено и по сей день, с учетом хотя бы вопроса о статусе Ossi и Wessi в общественном сознании современных немцев12). Кстати, что касается Берлина: интересно замечание независимой исследовательницы Мэри Делленбо-Лоссе, согласно наблюдению которой после войны восточная часть города восстанавливалась и заново застраивалась так, чтобы символически противопоставить себя «прежнему», то есть нацистскому, Берлину, у которого в эпоху холодной войны обозначился если не символический наследник, то, во всяком случае, не такой непримиримый противник недавнего прошлого – Западный Берлин. Тем более примечательным выглядит тот факт, что в пространственном отношении новые планировочные решения и объекты на востоке города словно бы отражали – в соревновательном, агональном ключе, присущем городу в целом13, – исторически значимые места прежнего, единого Берлина: знаковый район, Аллея Сталина (в период советской «оттепели» закономерно переименованная в Карл-Маркс-аллее), в градостроительном плане того периода была связана с Унтер-ден-Линден и Бранденбургскими воротами14, претендуя, таким образом, на формирование нового символического ландшафта, ассоциирующегося с «социалистическими» ценностями – равенства, социальной справедливости и так далее. Стоит, правда, оговориться, что послевоенное строительство в Берлине, выдержанное в духе Sozialistischer Klassizismus – то есть в эклектичном стиле, который в России и на постсоветском пространстве до сих пор зачастую называют «сталинским ампиром», – с этими ценностями визуально коррелировало довольно слабо; а вот пришедший ему на смену интернациональный стиль модернизма и брутализма в архитектуре, помимо того, что выглядел существенно менее помпезно, еще и должен был служить доказательством того, что ГДР в технологическом отношении ничуть не менее прогрессивное государство с динамично развивающейся экономикой по сравнению с западным соседом15.
10. «Переизобретение», в данном контексте – не случайная метафора. Так, название книги “Reinventing Eastern Europe: Imaginaries, Identities and Transformations”, вышедшей в 2019 году в Лондоне, на русский язык зачастую переводят как «Переосмысление… etc». «Переизобретение», на наш взгляд, предполагает более спонтанный, творческий и поисковый подход к идентичности, что и имело место в действительности (помимо, конечно же, работы с собственно смыслами). Интересна также отсылка (случайная ли? Авторы книги не расшифровывают это совпадение) к книге американского историка Ларри Вульфа «Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения». См.: Reinventing Eastern Europe: Imaginaries, Identities and Transformations / Ed. by Evinç Doğan. Transnational Press: London. 2019; Вульф Л. Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения / Пер. с англ. И. Федюкина. М.: Новое литературное обозрение, 2003.

11. Over the Wall / After the Fall: Post-Communist Cultures Through an East-West Gaze / Sibelan E. S. Forrester, Elena Gapova, Magdalena J. Zaborowska (eds.). Bloomington & Indianapolis, Indiana University Press, 2004.

12. Как отмечает немецкий журналист Стефан Берг, вопрос о том, как жители бывших ФРГ и ГДР уживаются друг с другом на территории объединенной Германии, задается по сей день – тридцать с лишним лет после Mauerfall; интересно, подчеркивает он, что акцент при этом, как правило, делается на степени интегрированности именно Ossis в общество, а не наоборот… Покровительственное отношение, в основном сложившееся в немецком обществе в отношении бывших «соседей на Востоке», по мнению автора, обусловлено представлением о том, что «западным немцам» якобы не пришлось заново искать собственную коллективную идентичность, чувство общей нации, в отличие от «восточных». В результате последние до сих пор пребывают в негласном статусе «прибывших», что, естественно, не способствует подлинному, не формальному объединению. Подробнее см.: Berg, Stefan. Warum fragt keiner die Wessis, wann sie in Deutschland ankommen? Spiegel, 13.11.2017 [Электронный ресурс] URL: >>>> (дата обращения: 17.01.2022).

13. Шарова В.Л. Город как политический текст // SCHOLA–2021: Сборник научных статей факультета политологии Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова / Под ред. А.Ю. Шутова и А.А. Ширинянца. М.: Издательство Московского университета, 2021. С. 772–781.

14. Dellenbaugh-Losse, Mary. Inventing Berlin: architecture, politics and cultural memory in the new/old German capital post-1989. Cham, Springer, 2020. P. 35.

15. Pugh, Emily. Architecture, Politics and Identity in Divided Berlin. Pittsburgh: University of Pittsburgh Press, 2014. P. 129
7 Интересный факт: летом 2021 года Сенат Берлина после многолетних обсуждений принял решение, согласно которому Карл-Маркс-аллее вместе с прилегающим к ней Ганзейским кварталом на западе должны быть номинированы на включение в список Всемирного наследия ЮНЕСКО как представляющие ценность с национальной точки зрения16. Таким образом, градостроительный проект, десятилетиями символизировавший подход «два мира – две системы» и обладавший внятным идеологическим смыслом, на данный момент – по крайней мере, с точки зрения городских властей – стал объединяющим элементом целостного облика города, которым «осси» и «весси» могут в равной степени гордиться и считать его «своим».
16. Berliner Karl-Marx-Allee soll Welterbe warden [Электронный ресурс] URL: >>>> (дата обращения: 18.01.2022)
8 Итак, возвращаясь к постсоциалистическому городу в целом – что собой представляла эта обширная периферия социалистического блока, включающая в себя в том числе города-столицы национальных государств? Для того чтобы разобраться в этом вопросе, есть смысл разводить стратегические и тактические17 начала жизни этих городов.
17. Милерюс Н. Синхронизация и десинхронизация настоящего и прошлого на советском и постсоветском пространствах / Милерюс Н., Коуп Б. Введение / P.S. Ландшафты: оптики городских исследований. Сборник научных трудов / Отв. ред. Н. Милерюс, Б. Коуп. Вильнюс: ЕГУ, 2008. С. 38.
9 Стратегические аспекты развития городской среды в условиях социалистических режимов, на наш взгляд, следует рассматривать в свете более широкой теории – теории современности, Модерна. Объем настоящей статьи, конечно, не дает нам возможности рассмотреть этот вопрос достаточно подробно: ведь применительно даже к одному из имеющихся сценариев социализма, реализованному в Советской России, можно говорить о множестве интерпретаций: так, Майкл Дэвид-Фокс упоминает о четырех опорных подходах к исследованию этого феномена: от полного отрицания модерности в отношении России до различных попыток обосновать комплексную трактовку этого явления – в частности, так называемую «переплетенную» модерность18; последняя заслуживает более пристального внимания.
18. Дэвид-Фокс, Майкл. Модерность в России и СССР: отсутствующая, общая, альтернативная или переплетенная? // НЛО. 2016. № 4. [Электронный ресурс]. URL: >>>> (дата обращения: 17.01.2022).
10 Концепции «переплетенной» (entangled) модерности была сформулирована социологом Йораном Терборном еще в начале 2000-х гг.: Терборн выступает с критикой «европоцентричной» теории современности (Энтони Гидденса и др.), противопоставляя ей более гибкую и децентрализованную версию, опорная точка которой находится не в пространстве (Запада, Европы и т.д.), но времени: по Терборну, «мыслимы разные периоды модерности, с последующей демодернизацией или ретрадиционализацией»19; соответственно, в рамках одного формально институционализированного пространства могут уживаться и сосуществовать различные формы модерности. Это предположение стоит рассмотреть применительно к образу (пост)социалистического города, его культуры общежития, политического устройства, упомянутых выше стратегий и тактик: как различные временные пласты переплетались в городской среде под воздействием политических идей, инициатив и решений.
19. Therborn G. Entangled Modernities / European Journal of Social Theory. 2003. Vol. 6. No. 3. P. 293–305.
11 Терборн констатирует принципиально урбанистический характер социалистического проекта, начиная с его российского варианта 1917 года и далее: «революция большевиков была городской»20. Программа монументальной пропаганды, предложенная революционными лидерами во главе с Лениным, была универсалистской в хронологическом и географическом смысле и воплощена должна была быть на улицах советских городов, начиная с Петрограда и Москвы. Терборн упоминает разнообразных представителей «коммунистического пантеона»: от Спартака до Вольтера, от Кампанеллы до Толстого, чьи имена следовало вписать в новую топонимическую схему21. Таким образом, деятели прошлого, пусть даже и очень далекого, в символическом смысле оказывались более сообразными выстраиваемой современности городского пространства, нежели фигуры, более близкие хронологически, но при этом политически и идейно «рассинхронизировавшиеся» с эпохой. Несмотря на эту декларируемую универсальность (пресловутое «отсутствие Отечества» пролетариата), сложно отрицать национальный аспект отдельных, практических коммунистических проектов. Помимо смысловой идентичности коммунизма (идеи диктатуры пролетариата), интенсивно-догоняющего типа экономики, авторитаризма в политике в качестве основных «фреймов» коммунистического правления22, следует признать важность национальной идеи: именно она (в этноцентристской версии) последовательно проводилась как в Советском Союзе, обуславливая особый тип федерализма – его плоды продолжает пожинать современная Российская Федерация, – так и в более-менее завуалированном виде в странах Центрально-Восточной Европы, вставших на социалистический путь развития (что, в свою очередь, сыграло существенную роль ближе к концу этого пути). В отношении социалистического города это обстоятельство имеет особое значение применительно к периоду после Второй мировой войны.
20. Терборн Й. Города власти. Город, нация, народ, глобальность / Пер. с англ. А. Королева; под науч. ред. В. Данилова; Нац. исслед. ун-т «Высшая школа экономики». М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2020. С. 324. Тут же сложно удержаться и не вспомнить замечание другого исследователя феномена социалистического города, Майкла Харлоу: по замечанию последнего, «социализм мог возникнуть только в городе, но и пасть тоже мог только в городе». Что, в общем, подтверждается исторической практикой рубежа 1980–1990-х гг… См.: Harloe M. Cities in the transition. In: Cities after Socialism: Urban and Regional Change in Post-Socialist Societies / Ed. Gregory Andrusz, Michael Harloe, Ivan Szelenyi. Oxford: Blackwell Publishing, 1996. P. 2.

21. Терборн Й. Города власти. Город, нация, народ, глобальность / Пер. с англ. А. Королева; под науч. ред. В. Данилова; Нац. исслед. ун-т «Высшая школа экономики». М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2020. С. 324.

22. Терборн Й. Города власти. Город, нация, народ, глобальность / Пер. с англ. А. Королева; под науч. ред. В. Данилова; Нац. исслед. ун-т «Высшая школа экономики». М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2020. С. 333.
12 Определение того, чем была и чем должна была, таким образом, стать национальная идентичность в контексте (пост)социалистического города, изначально сталкивалось с рядом немаловажных обстоятельств. Во-первых, сами политические границы национальных государств Центрально-Восточной Европы (плюс Германия географически западнее) в первой половине ХХ века претерпели многочисленные изменения вследствие двух мировых войн и сопровождавших их геополитических пертурбаций. Во-вторых, весь регион на протяжении столетий отличался повышенным этнокультурным разнообразием – в этом отношении одна только лишь «тюрьма народов», монархия Габсбургов, стала одновременно и эффективной «школой наций». В-третьих, облик каждого из крупнейших городов «Восточного блока» был во многом уникальным, сложившимся под воздействием различных факторов, идей и смыслов. «Католическая и военно-аристократическая»23 традиция повлияла на укоренение в облике Старого города Варшавы архитектурных элементов стилей барокко и рококо. Будапешт до сих пор остается одним из наиболее эклектичных городов региона, в своей эклектике гармонично сочетающим следы римского присутствия, турецко-османского влияния, центральноевропейского варианта «османнизации» по парижскому образцу; более того, это, строго говоря, два разных города, объединенных в том числе благодаря мощному географическому фактору (Дунаю). Прага – крупнейший город Богемии, наиболее индустриализированного региона бывшей империи, – сочетала в себе черты одного из самых развитых городов европейского Средневековья, регионального центра развития модерна в искусстве и архитектуре и процветающей капиталистической столицы. Чешский урбанист Иржи Музиль обращает внимание на то, что именно Прага по меньшей мере с XIV века была самым «городским» поселением этой части Европы, долгое время стабильно входя в десятку крупнейших городов Европы в целом. В этом смысле Прага оказалась исключением на фоне основных частей Польши и Чехии, Словакии и Венгрии, для которых было характерно сочетание двух «слоев» городской застройки: старые славянские и венгерские поселения стали образовывать довольно густую сеть поселений, но не крупных – в основном это были населенные пункты небольшого и среднего масштаба; параллельно с ними развивались города, основанные по принципу колонизации территории прибывшим саксонским, швабским и другим немецким населением24. Конкретизировать национальный колорит региона на фоне процессов бурного нациестроительства XIX–XX вв., таким образом, изначально оказалось не так-то просто: «переплетенными» соответствующие идентичности были на протяжении многих десятков лет.
23. Там же. С. 344.

24. Jiří Musil. Vývoj a plánování měst ve střední Evropě v období komunistických režimů. Pohled historické sociologie / Sociologický časopis. 2001. Vol. 37. No. 3. P. 275–296.
13 Социалистическому градостроительному проекту в Центрально-Восточной Европе (мысленно на карте сюда же можно добавить Югославию и советскую Прибалтику, расширив, таким образом, ареал на юг и северо-запад) пришлось иметь дело с материалом, довольно трудно поддававшимся унификации, которая, однако, была явно и неявно заявлена как цель. В то время как в самом Советском Союзе, с его огромными, в значительной степени неосвоенными и не просто не урбанизированными, но вообще малозаселенными пространствами, целые города проектировались и строились с нуля, в центре Европы ситуация была принципиально иной; в результате, по словам Н. Милерюса, «различия городских тканей досоциалистического периода, которые неизбежно имели место из-за разных географических, исторических, культурных условий формирования старых частей городов, сглаживала и смягчала советская городская повседневность»25. Можно было бы предположить, что этому сглаживанию способствовала сама лаконичность послевоенного массового строительства: простота крупных геометрических форм и сдержанных цветосхем, которые привычно ассоциируются с модернистской архитектурой второй половины ХХ века. Но в то же время против функционализма в архитектуре как отражения «империалистического космополитизма» (приписав к нему, кстати, и наследие Баухауса) высказывался, в частности, восточногерманский архитектор Курт Либкнехт – соавтор модели «16 принципов городского проектирования», легшей в основу послевоенного восстановления восточногерманских городов в 1950-е гг.26.
25. Милерюс Н. Синхронизация и десинхронизация настоящего и прошлого на советском и постсоветском пространствах // Милерюс Н., Коуп Б. Введение / P.S. Ландшафты: оптики городских исследований. Сборник научных трудов / Отв. ред. Н. Милерюс, Б. Коуп. Вильнюс: ЕГУ, 2008. С. 47.

26. Die 16 Grundsätze des Städtebaus [Электронный ресурс]. URL: >>>> (дата обращения: 20.01.2022).
14 Несмотря на то, что эта резолюция была разработана с учетом немецкого опыта городского планирования и привязана к конкретным нуждам послевоенной ГДР, ряд ее пунктов представляются вполне универсальными для понимания стратегической направленности развития социалистического города, имеющей свои последствия по сей день. Так, закрепилось представление о площади как о центральном элементе застройки центра, был сделан акцент на многоэтажном жилом строительстве в крупных городах; в то же время произошел отказ от концепции города-сада, которая была популярна в европейской урбанистической мысли первой трети ХХ века. В целом «16 принципов...» демонстрировали подчинение нормам разумности, экономичности и удобства. Нельзя не отметить и дань культурно-архитектурной традиции, которая отдается в этом, в целом новаторском, документе: «Градостроительство должно основываться на принципе органичности и учета исторически сложившейся структуры города при устранении ее недостатков... В архитектуре используется народный опыт, воплощенный в прогрессивных традициях прошлого». А кое-что в резолюции перекликается с принципами советского градостроительства эпохи социалистического модернизма 1960–1970-х гг. – в частности, с проектом «Новый элемент расселения», НЭР: отмечается, что «целью градостроительства является гармоничное удовлетворение потребностей человека в труде, жилище, культуре и отдыхе...»27.
27. Подробнее об антропологическом измерении концепции города эпохи социалистического модернизма и проекте НЭР см., например: Шарова В.Л. Проблема соразмерности человека и города в контексте архитектуры советского модернизма // Человек. 2021. Т. 32. № 1. С. 25–41.
15 В целом можно сказать, что постсоциалистические города унаследовали относительное сходство урбанистических моделей (в частности, систему microrayoni (так!)28), но также и собственный аутентичный облик, апелляция к которому активизировалась на новом этапе нациестроительства – после коммунизма.
28. Alexander C. Diener, Joshua Hagen. From socialist to post-socialist cities: narrating the nation through urban space. Nationalities Papers, 2013. 41:4. P. 487–514. DOI: 10.1080/00905992.2013.768217
16 Возвращаясь к дискуссии о типе модерности социалистического города: полагаем, что он действительно олицетворял одну из возможных версий модернизма, но вполне бесспорную, и воплощал на местности ее идеи и символы: рациональность, перманентное обновление без радикального разрыва с традицией, в целом прогрессистскую направленность и т.д. Мы склонны согласиться с Кирилом Станиловым, профессором Университетского колледжа Лондона: после 1989 года в бывшем Восточном блоке сложилась «постмодернистская ситуация», характеризующаяся отсутствием моральной уверенности и четкого авторитета, а также появлением «множества голосов, ранее подавленных метанарративом коммунистической идеологии». В городской среде это постсоциалистическое/постмодернистское состояние отразилось в хаотической модели развития, обусловленной как акторами (множеством новых игроков – политиков, инвесторов и др.), так и средой (в частности, некритичными заимствованиями успешных или псевдоуспешных образцов). В результате, заключает Станилов, некогда монолитная структура социалистического города разлетелась на множество осколков, растянутых в разные стороны различными экономическими, социальными и политическими интересами, но каким-то образом до сих пор держится, переполненная внезапно высвободившейся энергией...29.
29. The Post-Socialist City: Urban Form and Space Transformations in Central and Eastern Europe after Socialism. Ed. by Kiril Stanilov. Springer, Dordrecht, 2007. P. 9.
17 Понятие Re-Imagineering, «перевоображение», которое использует сербский урбанист Небойша Чампраг (в данном случае применительно к проектам реконструкции современного Белграда)30, представляется удачным в контексте нашего исследования. Imagineering – игра слов, не слишком ловко переводимая на русский язык (что-то вроде воображенерия), которая содержит в себе смысловые оттенки творчества, конструирования, интуитивного поиска и в то же время сознательного последовательного моделирования – всего того, что в различных пропорциях происходит и производится с постсоциалистическими городами. Чампраг обращает внимание на то, что в этих процессах зачастую конкурируют разнонаправленные, а порой и взаимоисключающие тенденции: с одной стороны, «перевоображение» городов происходит с оглядкой на общеевропейский контекст и, шире, на глобальные тренды городского планирования и благоустройства урбанистической среды. С другой же, сохраняет актуальность мотив «отстраивания» аутентичного облика «исторического города» от симметрии и единообразия, которые входили в идейный «стартер пак» социалистического урбанистического мегапроекта и в новом ключе воспроизводятся сегодня, но уже с поправкой на механизмы капиталистической экономики31. В этом случае ключевым для урбанистической практики становится ответ на вопрос – какие исторические события, периоды и объекты в жизни города следует считать наиболее важными, ценными, подлежащими сохранению и/или восстановлению, а какими можно пренебречь, игнорировать их или уничтожать – в физическом или символическом смысле. В этом свете дискуссия о судьбе, например, зданий, построенных в стиле социалистического модернизма в Центрально-Восточной Европе (включая Россию), остается открытой. Что же касается памятников коммунистическим деятелям, в изобилии воздвигнутых в Европе после Второй мировой войны, то это предмет отдельного исследования – и не одного, с учетом того общественно-политического резонанса, который всякий раз вызывают любые попытки как-то изменить status quo в их отношении…
30. Nebojša Čamprag. Identity Struggle in Post-socialist City: Re-Imagineering Belgrade, Remodeling Skopje. In: Reinventing Eastern Europe: Imaginaries, Identities and Transformations / Ed. by Evinç Doğan. Transnational Press: London, 2019. P. 95–114.

31. Иллюстрацией к этому противоречию может служить ситуация в самом Белграде, где многолетние попытки реализовать проект «Белград на воде» сопровождались коррупционными скандалами, протестами местных жителей и градозащитников, экологов и т.д. См.: Жигал И. Инвестиционный урбанизм и сербское городское планирование: случай «Белграда на воде» [Электронный ресурс]. URL: >>>> (дата обращения: 20.01.2022).
18 В заключение отметим следующий момент. Представляется, что для понимания механизмов трансформаций восприятия постсоциалистического города важно учитывать не только то, что в этом городе есть, но и то, чего нет: то есть соотношение присутствующего и отсутствующего в визуальном опыте повседневности. Предположим, что кроме действительных мест памяти в обретении и переизобретении идентичности города порой не меньшую роль играют места, которых уже нет (а иногда – и еще не было, не случилось: история пошла другим путем, сохранив – как тень подлинной памяти – отражение своей альтернативной сущности). Социалистические города во второй половине ХХ века прирастали новыми зданиями, публичными пространствами, целыми районами на карте; можно отметить по меньшей мере два доминирующих типа освоения tabula rasa социалистического городского планирования: массовое строительство жилых кварталов с нуля, путем расширения города в пригород, – таких, как московский экспериментальный район Черёмушки (не случайно это название в свое время стало фактически нарицательным по всему СССР). Несмотря на известную иронию в адрес так называемых «хрущевок», представляется, что подобный тип городской среды сейчас уже является – или во всяком случае становится на наших глазах – источником специфического рода памяти места, memoria loci, которая может быть объектом ностальгии, сохранения, но также и вторжения, посягательства, разрушения etc. Второй же тип заполнения tabula rasa – перепланировка и застройка локаций, почти или полностью разрушенных в результате войн, революций и иных масштабных конфликтов ХХ столетия32. Соотношение мест, пустых мест и не-мест33 постсоциалистического города – предмет нашего следующего текста.
32. Об одном из таких районов Варшавы – «За железными вратами» – пишет польская исследовательница Габриэла Швитек. См.: Швитек Г. За железными вратами: излишек памяти и забывание в современном городе // P.S. Ландшафты: оптики городских исследований. Сборник научных трудов / Отв. ред. Н. Милерюс, Б. Коуп. Вильнюс: ЕГУ, 2008. С. 63–82.

33. Концепция не-места обоснована французским антропологом Марком Оже. Подробнее см.: Оже М. Не-места. Введение в антропологию гипермодерна / Пер. с фр. А.Ю. Коннова. М.: Новое литературное обозрение, 2017. 136 с.

References

1. Al'tyusser L. Ideologiya i ideologicheskie apparaty gosudarstva (zametki dlya issledovaniya) // Neprikosnovennyj zapas, 2011, №3. [Elektronnyj resurs] URL: https://magazines.gorky.media/nz/2011/3/ideologiya-i-ideologicheskie-apparaty-gosudarstva.html

2. Vul'f L. Izobretaya Vostochnuyu Evropu: Karta civilizacii v soznanii epohi Prosveshcheniya / per. s angl. I. Fedyukina. M.: Novoe literaturnoe obozrenie, 2003. 548 s.

3. Devid-Foks M. Modernost' v Rossii i SSSR: otsutstvuyushchaya, obshchaya, al'ternativnaya ili perepletennaya? // NLO, №4, 2016. [Elektronnyj resurs] URL: https://magazines.gorky.media/nlo/2016/4/modernost-v-rossii-i-sssr-otsutstvuyushhaya-obshhaya-alternativnaya-ili-perepletennaya.html

4. ZHigal I. Investicionnyj urbanizm i serbskoe gorodskoe planirovanie: sluchaj «Belgrada na vode» [Elektronnyj resurs] URL: https://urbanist.by/belgrad_na_vode/

5. Mileryus N. Sinhronizaciya i desinhronizaciya nastoyashchego i proshlogo na sovetskom i postsovetskom prostranstvah // P.S. Landshafty: optiki gorodskih issledovanij. Sbornik nauchnyh trudov / Otv. red. N. Mileryus, B. Koup. Vil'nyus: EGU, 2008. S. 37-62

6. Nora P., Ozuf M., de Pyuimezh ZH., Vinok M. Franciya-pamyat' / Per. s fr., SPb.: Izd-vo S.-Peterb. un-ta, 1999. 328 s.

7. Ozhe M. Ne-mesta. Vvedenie v antropologiyu gipermoderna / per. s franc. A. YU. Konnova. M.: Novoe literaturnoe obozrenie, 2017. 136 s.

8. Terborn J. Goroda vlasti. Gorod, naciya, narod, global'nost' / per. s angl. A. Koroleva; pod nauch. red. V. Danilova; Nac. issled. un-t «Vysshaya shkola ekonomiki». M.: Izd. dom Vysshej shkoly ekonomiki, 2020

9. SHarova V.L. Gorod kak politicheskij tekst // SCHOLA-2021: Sbornik nauchnyh statej fakul'teta politologii Moskovskogo gosudarstvennogo universiteta imeni M.V. Lomonosova / Pod red. A.YU. SHutova i A.A. SHirinyanca. M.: Izdatel'stvo Moskovskogo universiteta, 2021. S. 772-781

10. SHarova V.L. Problema sorazmernosti cheloveka i goroda v kontekste arhitektury sovetskogo modernizma // CHelovek. 2021. T. 32. № 1. S. 25-41.

11. SHvitek G. Za zheleznymi vratami: izlishek pamyati i zabyvanie v sovremennom gorode // P.S. Landshafty: optiki gorodskih issledovanij. Sbornik nauchnyh trudov / Otv. red. N. Mileryus, B. Koup. Vil'nyus: EGU, 2008. S. 63-82

12. Alexander C. Diener, Joshua Hagen. From socialist to post-socialist cities: narrating the nation through urban space. Nationalities Papers, 2013. 41:4. Pp. 487-514. DOI: 10.1080/00905992.2013.768217

13. Berliner Karl-Marx-Allee soll Welterbe warden [Elektronnyj resurs] URL: https://www.zdf.de/nachrichten/panorama/berlin-unesco-welterbe-karl-marx-allee-hansa-viertel-100.html (data obrashcheniya: 18.01.2022)

14. Cesta Svätopluka na Bratislavský hrad [Elektronnyj resurs] URL: https://hnporadna.hnonline.sk/reportaz/302532-cesta-svatopluka-na-bratislavsky-hrad (data obrashcheniya: 19.01.2022)

15. Dellenbaugh-Losse, Mary. Inventing Berlin: architecture, politics and cultural memory in the new/old German capital post-1989. Cham, Springer, 2020. 197 pp.

16. Die 16 Grundsätze des Städtebaus [Elektronnyj resurs] URL: https://www.bpb.de/geschichte/deutsche-geschichte/wiederaufbau-der-staedte/64346/die-16-grundsaetze-des-staedtebaus (data obrashcheniya: 20.01.2022)

17. Emily Pugh. Architecture, Politics and Identity in Divided Berlin. Pittsburgh: University of Pittsburgh Press, 2014. 440 pp.

18. Harloe M. Cities in the transition. In: Cities after Socialism: Urban and Regional Change in Post-Socialist Societies. Ed. Gregory Andrusz, Michael Harloe, Ivan Szelenyi. Oxford: Blackwell Publishing, 1996.

19. Identity and Nation Building in Everyday Post-Socialist Life. Ed. by: Abel Polese, Jeremy Morris, Emilia Pawłusz, Oleksandra Seliverstova. London, NY: Routledge, 2018. 179 pp.

20. Jiří Musil. Vývoj a plánování měst ve střední Evropě v období komunistických režimů. Pohled historické sociologie. Sociologický časopis, 2001, Vol. 37 (No. 3: 275-296). Pp. 275-296

21. Mikhail Ilchenko, Diana Dushkova. Editorial: In search of the post-socialist urban geography. How do we see the post-socialist city today? Belgeo, N 4, 2018. DOI: https:// doi.org/10.4000/belgeo.31467 [Elektronnyj resurs] URL: http://journals.openedition.org/belgeo/31467

22. Nebojša Čamprag. Identity Struggle in Post-socialist City: Re-Imagineering Belgrade, Remodeling Skopje. In: Reinventing Eastern Europe: Imaginaries, Identities and Transformations / ed. by Evinç Doğan. Transnational Press: London. 2019. P. 95-114

23. Over the Wall / After the Fall: Post-Communist Cultures Through an East-West Gaze / Sibelan E. S. Forrester, Elena Gapova, Magdalena J. Zaborowska (eds.). Bloomington & Indianapolis, Indiana University Press 2004. 336 pp.

24. Reinventing Eastern Europe: Imaginaries, Identities and Transformations / ed. by Evinç Doğan. Transnational Press: London. 2019.

25. Stefan Berg. Warum fragt keiner die Wessis, wann sie in Deutschland ankommen? Spiegel, 13.11.2017 [Elektronnyj resurs] URL: https://www.spiegel.de/spiegel/ossis-und-wessis-sind-sie-angekommen-in-deutschland-a-1177622.html

26. The Post-Socialist City: Urban Form and Space Transformations in Central and Eastern Europe after Socialism. Ed. by Kiril Stanilov. Springer, Dordrecht, 2007

27. Therborn G. Entangled Modernities. European Journal of Social Theory. 2003. Vol. 6. № 3. P. 293-305.

Comments

No posts found

Write a review
Translate