<strong>Дэвид </strong><strong>В</strong><strong>ан </strong><strong>Рейбрук</strong><strong>. Против выборов. </strong><strong> М.: </strong><strong>Ad </strong><strong>Marginem</strong><strong>, </strong><strong>Гараж. 2018</strong>

Сам факт наличия института выборов в современных политических системах – скорее правило, нежели исключение. Разнообразие практических вариантов заставляет теоретиков размышлять о качестве исследуемого материала, преимущественно в сравнительном ключе: всё упирается, таким образом, в установление критериев, позволяющих отличить «хорошие» выборы от «плохих», «честные» от «нечестных», ну и так далее – эмпирических данных более  чем достаточно. Бельгийский историк и писатель Дэвид Ван Рейбрук пошел по иному пути – пути своеобразной интеллектуальной деконструкции самого предмета. Прежде всего, такого его аспекта, как соотношение наличия выборов с наличием демократии. Если привычный анализ структур и функций не даёт внятного ответа на вопрос – что же происходит с современным миром политики? – то к чему еще мы можем обратиться?

«С демократией происходит нечто странное: кажется, что все к ней стремятся, но никто в нее уже не верит», констатирует Ван Рейбрук. Без убедительного подкрепления фактами это могло бы быть лишь очередной броской фразой публициста; однако с данными и цифрами в «Против выборов» всё в порядке. Демократия за последние десятилетия завоевала прочное место в сердцах большинства населения планеты (почти 92% голосов в её пользу по итогам опроса 73 тысяч человек из 57 стран, представлявших около 85% мирового населения в середине 2010-х годов), но при этом она, очевидно, обладает слабым мотивирующим потенциалом. Ван Рейбрук обращает внимание на рост настроений, которые политологи более-менее солидарным образом окрестили «популистскими». Не то, чтобы популизм не нуждался в институциональном подкреплении своей легитимности – но могут ли выборы, сочетающиеся с подобным типом политической культуры, считаться подлинно демократическими? Эти вопросы, как нам представляются, интересуют российского читателя. Книга вышла в нужное время.

«Складывается впечатление, что людям нравится лишь сама идея демократии, а не ее практическая реализация, во всяком случае не в ее современном виде», размышляет бельгийский историк, вспоминающий формулу общественного мнения, которая могла бы быть девизом шестидесятых: «апатия и доверие». «Сегодня он звучит иначе: воодушевление и недоверие. Неспокойные нынче времена»…

<strong>Иван </strong><strong>Курилла</strong><strong>. Заклятые друзья. История мнений, фантазий, контактов, </strong><strong>вза</strong><strong>им</strong><strong>о</strong><strong>(</strong><strong>не)понимания России и США. </strong><strong>М.: Новое литературное обозрение, 2018</strong>

Книга историка и публициста Ивана Куриллы – по умыслу ли издателя или по совпадению – вышла в свет ровно во времени: мало какой сюжет в политической повестке сейчас собирает такое количество самых разнообразных мнений, как обострение (можно без преувеличения добавить, очередное) российско-американских отношений. Написана она, впрочем, не по горячим следам изменчивой политической конъюнктуры: по словам автора, книга «выросла из моих научных интересов, но не является монографией, ее содержание – не только результат моих научных изысканий, но и пересказ историй, найденных коллегами, российскими и американскими… Исходным пунктом этой работы стало осознание того факта, что мы – русские и американцы – плохо представляем себе, насколько сильно переплелись наши пути, насколько близки Россия и Америка даже в том, что нас разделяет».

Первые ассоциации, которые приходят в голову при упоминании российско-американских отношений, скорее, всего, будут крутиться вокруг холодной войны, гонки вооружений, «оттепели», «империи зла» и подобных крупных геополитических и военно-политических моментов истории. Заслуга Куриллы состоит, в первую очередь, в том, что он смещает этот привычный фокус, делая акцент не на том, что разделяет две страны, а на то, что заставляет нас подспудно ощущать сходство – пусть не государств, но народов. Экономические, технические и культурные связи России и США насчитывают уже не первый век, и «донные наслоения», пользуясь метафорой автора, тут формируют пласт общей исторической памяти. «Взаимодействие России и США интереснее всего исследовать с помощью конструктивистского подхода; ведь две страны долго привлекали внимание друг друга, каждая играла для партнера роль «значимого Другого», то есть такого общества, сравнение с которым помогало понять себя», отмечает автор в предисловии к книге. Текст представляет собою, скорее, набор историй, чем связное повествование, но историй презанимательных: русский царевич, ставший королем Марди-Гра в Новом Орлеане; дипломат, прославившийся в Америке как драматург и литератор; появление на выставке в США точной копии станции метро «Маяковская» и прочее – читатель легко перемещается от сюжета к сюжету, и из этих отдельных мазков складывается общая красочная картина истории с эпохи Просвещения до наших дней.

<strong>Сергей Зотов, Михаил </strong><strong>Майзульс</strong><strong>, </strong><strong>Дильшат</strong><strong> </strong><strong>Харман</strong><strong>. Страдающее Средневековье. </strong><strong>Парадоксы христианской иконографии</strong><strong>. М.: АСТ, 2018</strong>

Нечасто на полках книжных магазинов появляются издания, которые сочетали бы в себе признаки серьезного научного исследования и настоящего бестселлера. Первый тираж «Страдающего средневековья» полностью разошелся в считанные недели. Неудивительно: книга приобрела популярность задолго до того как была опубликована и даже – до того, как, собственно, была написана: её «прародитель», одноименный паблик, по-прежнему жив и здравствует. Книга, конечно, не стала сборником интернет-мемов – читатель, взяв в руки солидный том, обретет полноценное научно-популярное (с акцентом на «научно») издание, посвященное средневековой христианской иконографии. Авторы книги – историки-медиевисты Михаил Майзульс, Сергей Зотов и Дильшат Харман – постарались (и, на наш взгляд, преуспели) не просто объяснить современному читателю многочисленные парадоксы средневекового видения мира и веры, но и позволить ему вжиться в контекст, без минимального знания о котором совершенно невозможно понять – почему Моисей часто изображался рогатым, откуда на полях священных текстов бытовые, а то и откровенно фривольные сюжеты, как появилась трехголовая Троица и как менялся канон христианских изображений в целом, и так далее.

По прочтении иной читатель придет к выводу о том, что человек (во всяком случае, европеец, а значит, и наш соотечественник) ничуть не эволюционировал за последнюю добрую тысячу лет. В сущности, источником «Страдающего средневековья» и стала подобная идея. При этом книга счастливо избегает того, что авторы обозначают как «средневековый презентизм»: наивное осовременивание сюжетов и явлений, о которых у авторов миниатюр и маргиналий попросту не было достаточного объема информации: её нехватка компенсировалась эмоциональным состоянием, чувством вовлеченности в события далёкие или вовсе никогда не происходившие в действительности. Сегодня, когда и фактических сведений, и интерпретаций исследователей порой в избытке, сопереживать человеку Средневековья, смеяться и, разумеется, страдать вместе с ним – дело ничуть не более сложное. И чрезвычайно увлекательное.