Везде
Философия и русская проза ХХ века: к вопросу о критериях интерпретации
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Философия и русская проза ХХ века: к вопросу о критериях интерпретации
Аннотация
Код статьи
S258770110030503-5-1
DOI
10.18254/S258770110030503-5
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Большакова Алла Юрьевна 
Должность: доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник
Аффилиация: Институт мировой литературы РАН
Адрес: Российская Федерация, 121069 Москва, ул. Поварская, д. 25А, стр. 1
Выпуск
Том 8 № 1
Аннотация

Статья посвящена диалектике литературы и философии, неразрывно связанных в истории русской мысли. Нынешнее литературоведение, однако, во многом утратило объективность оценочных критериев в этой сфере. Цель автора – выверение философских оснований (традиционализма, консерватизма и почвенничества) в исследовании творчества писателей ХХ в. Для этого в задачи статьи входит уточнение терминологического содержания традиционализма, консерватизма и почвенничества, полемика с интерпретационными искажениями литературоведов и построение возможных векторов исследования русской литературы ХХ в. в философском контексте.

 

Ключевые слова
философия, русская литература ХХ в., традиционализм, консерватизм, почвенничество, критерии интерпретации, категориальный аппарат, культурная традиция
Классификатор
Получено
04.12.2023
Дата публикации
10.04.2024
Всего подписок
5
Всего просмотров
154
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
Доступ к дополнительным сервисам
Дополнительные сервисы только на эту статью
Преимущества сервисов
100 руб. / 1.0 SU
1 В последнее время усилилась ориентация междисциплинарных исследований на поверку филологии философией: корректировке подвергаются общепринятые, но не всегда верные положения и методы анализа, восполняются исследовательские лакуны. Особенно ценно применение философских подходов к изучению культуры литературного слова и мысли: тех уникальных идей и идеалов, которые рождаются в бессознательных процессах художественного творчества, сложных для проникновения и анализа. Их осмысление с философских позиций открывает путь к важным обобщениям, как это происходит, к примеру, в главах о Ф.М. Достоевском, Б.К. Зайцеве, О.Э. Мандельштаме и Б.Л. Пастернаке из новой монографии известного философа и культуролога О.А. Жуковой1.
1. О которой я писала в № 4 «Полилога» за прошлый год. См.: Жукова О.А. Творчество и религиозность в русской культуре. Философские исследования. М.: Согласие, 2022.
2 Не всегда, однако, подобные начинания приводят к плодотворным результатам: особенно в работах литературоведов, чья адаптация философских концепций к исследовательской практике порою не только малопродуктивна, но и вызывает интерпретационные искажения. Показательный пример в данном плане – не всегда удачное построение концепций деревенской прозы второй половины ХХ в. в контексте традиционализма, консерватизма и почвенничества. Сложность заключается еще в том, что подобные подходы используются и для защиты наследия русских классиков, и для его дискредитации. Притом в обоих случаях собственно философская подоснова трактуется и применяется весьма вольно, что необходимо требует корректив, и прежде всего – выверения исследовательских критериев и категориального аппарата.
3 Традиционализм
4 Одним из наиболее востребованных стало обращение к так называемому традиционализму2, позволившее иным исследователям (порой подменяющим православные основания русской литературы исламом и индуизмом3) превратить его в философические подпорки для преобразования деревенской прозы в «традиционалистскую»4 – со всеми последствиями применения архаичного понятия с сомнительным терминологическим содержанием. Ведь, по определению, традиционализм – не осознанная идеология или философская концепция, но стихийная установка коллективного бессознательного. Очевидно, именно из-за этого в помощь «нововведению» вводятся дополнительные приставки.
2. К примеру, в сборнике материалов семинара по русской литературе. См.: Русский традиционализм: история, идеология, поэтика, литературная рефлексия. Серия «Универсалии культуры». Вып. VII: монография / Отв. ред. Н.В. Ковтун. М.: ФЛИНТА; Наука, 2016.

3. Как в случае с параллелями между теорией Р. Генона и прозой В.Г. Распутина, о чем еще пойдет речь.

4. Неоправданно подменяя исконное именование этого направления, восходящее к архетипу Деревня как ведущему в русской литературе XVIII–XX вв. (начиная с «Деревни» Пушкина, Карамзина) и символу мирового древа, запечатленному, например, в образе-символе царского лиственя в «Прощании с Матёрой» Распутина.
5 Так, во вступительной статье к сборнику «Русский традиционализм: история, идеология, поэтика, литературная рефлексия» заявленный предмет то и дело подменяется другими смысловыми величинами. Усилиями литературоведов создается весьма умозрительная и запутанная схема из взаимопротиворечащих «программ», «проектов», «проективных установок» и т.п. Деревенская проза, вовсе не заявлявшая о своем «традиционализме» в каких-либо манифестах или программных выступлениях, подверстывается под некий «художественный проект традиционалистов»5, который то отделяется от «программы “неопочвенничества”» как заведомо реакционной в своей «корреляции с риторикой власти, отказывающейся в “долгие 70-е” от стратегии модернизации»6, то бравурно подверстывается под «неопочвенническую» литературу как отстаивающую «проективные установки жизнеустроительства»7, то вступает в соотношение с конструктами «новых реалистов», авторитет которых, оказывается, «построен во многом на умении… конструировать авторские мифы, просчитывать коммерческое будущее произведений, ориентироваться в идеологической конъюнктуре»8. Странное расширение «русского традиционализма»!
5. Русский традиционализм: история, идеология, поэтика, литературная рефлексия. С. 9.

6. Там же.

7. Там же. С. 10.

8. Там же.
6 Во избежание дальнейшей путаницы, очертим категориальное различие, задавшись вопросом:
7 «Традиционализм» или традиция? Философская теория традиции, выявляя значительность исследуемого предмета, вовсе не сводит его к «традиционализму». Под традицией понимается «форма социального и культурного наследования, организованная таким образом, чтобы обеспечить адекватное возобновление вложенного в нее содержания, а также сам процесс такого наследования и его инфраструктура, включающая: разработанную систему моделей наследования, обеспечивающую надлежащее воспроизводство каждой входящей в нее модели; мировоззрение, то есть систему представлений, поддерживающих традицию»9.
9. Аверьянов В.В. Традиция как методологическая проблема в отечественной культурологии ХХ века. Автореф. дис. … д-ра филос. наук. М.: МГУ, 2011. С. 35. (Здесь и далее курсив в цитатах мой. – А.Б.)
8 Роль традиции в становлении поэтики таких писателей, как В.П. Астафьев, В.Г. Распутин, конечно трудно переоценить. Здесь и такие «модели наследования», отражающие «систему представлений, поддерживающих традицию», и задействованные в системе художественных средств, как обращение к старинным жанрам, образным системам (символу прежде всего), сюжетно-композиционным моделям и мотивному комплексу. Да и художественная индивидуализация литературных архетипов Деревня, Детство, Война и др. говорит сама за себя.
9 Однако традиционализм это или свойственное каждому литературному произведению обращение к культурной традиции с последующим ее переосмыслением и художественным претворением? В случае с Астафьевым или Распутиным – еще и с явной модернизацией.
10 Неслучайно один из критических философских подходов состоит в оценке традиционализма как дискредитации идеи традиции и даже ее эксплуатации. Так, философ С.С. Хоружий в статье «Злоключения традиции, или Почему нужно защищать традицию от традиционалистов» утверждает, что их общей чертой «является произвольное обращение с традицией: все они строят тенденциозные, искажающие трактовки тех или иных традиций – идеологизированные, стилизованные, мистифицированные и т.п., а часто описывают и вообще вымышленные “древние традиции”, делая их основой паранаучных теорий. Иными словами, здесь практикуется, как правило, не подлинное вхождение в традицию, с погружением в ее опыт, но только узурпация традиции, продуцирование ее всевозможных искажений и симулякров»10.
10. Хоружий С.С. Злоключения традиции, или Почему нужно защищать традицию от традиционалистов // Вопросы философии. 2017. № 9. С. 105.
11 Терминологическое содержание. Энциклопедии и словари определяют традиционализм как «преувеличение роли традиций в науке, искусстве, вере, обычаях и нравах», «идеализацию и абсолютизацию традиции» – и даже «направление, стремящееся опровергнуть идеи какой-нибудь данной эпохи, опираясь на идеи, присущие всем временам»11. Последняя тенденция нашла наглядное воплощение в книге М. Седжвика с иллюстрирующим ее названием «Наперекор современному миру» (так оно воспроизведено в русском переводе книги. Название в англоязычном источнике может быть прочтено еще резче – «Против современного мира»12).
11. Традиционализм. [Электронный ресурс]. URL: >>>> (дата обращения: 15.01.2023).

12. См.: Sedgwick М. Against the Modern World: Traditionalism and the Secret Intellectual History of the Twentieth Century. N.Y.: Oxford University Press, 2004.
12 Другая особенность нынешнего традиционализма (в частности, у этого автора) – крайняя размытость терминологического содержания вследствие излишнего расширения. По наблюдению исследователей проблемы: «Подчас в книге Седжвика традиционализм предстает столь всеобъемлющим явлением, что его границы очень сложно очертить»13. Этот недостаток, к сожалению, отразился у отечественных пользователей концепции «традиционалистской литературы», в которую, наряду с деревенской прозой, открыт вход для многого другого. Наиболее наглядна подобная тенденция в упомянутом сборнике о русском традиционализме, в который, кроме статей о Распутине и деревенщиках как «традиционалистах», включены статьи о самых разных писателях: от Шолохова, Платонова, Домбровского до Прилепина, Сенчина, Варламова. Но ведь подобный «список» произведений, претворяющих традицию, можно расширять до масштабов мировой литературы!
13. Носачев П.Г. К вопросу о русском традиционализме // PUNCTA. 2011. № 1–2. С. 178.
13

Особенно важен генезис «традиционализма», выявленный современной философией, которая определяет его не как осознанную идеологию или философскую концепцию, но – установку коллективного бессознательного. «Традиционализм зачастую трактуется как “универсальная психологическая позиция, которая проявляется у различных индивидов в виде тенденции держаться за прошлое и как страх перед обновлением”. Однако эта психологическая тенденция может обрести особую функцию в социальном процессе. До поры до времени индивиды являются бессознательными носителями этого инстинктивного традиционализма», пока та или иная кризисная ситуация не вызовет переход его на сознательный уровень, при котором, однако, традиционализм как бессознательное умонастроение оформляется в другое идеологическое направление: консерватизм, – отмечает философ И.Д. Осипов в статье « Аксиология русского консерватизма»14. По определению, именно консерватизм «есть не что иное, как вариант традиционализма, который стал сознательным»15.

14. Философия и социально-политические ценности консерватизма в общественном сознании России (от истоков к современности). Выпуск 1. Сб. ст. / Под ред.  Ю.Н. Солонина .  СП б.:  Издательство СПбГУ , 2004. С. 111.  

15. Рахшмир П.Ю. Три консервативные традиции: общее и особенное // Исследования по консерватизму. Вып. 2. Консерватизм в политическом и духовном измерениях. Пермь, 1995. С. 4.
14 Так или иначе под традиционализмом всеми исследователями понимается опора на традиции прошлого. Здесь следует еще раз уточнить само понятие «традиции». В работах М. Седжвика, Р. Генона, А. Февра традиционалистские установки предполагали труднодоказуемое наличие некоей изначальной, надчеловеческой традиции, возникшей в незапамятные времена и ныне утраченной. Пути ее восстановления весьма неясны.
15 В первой половине ХХ в. Р. Генон и его последователи усматривали в «примордиальной традиции» или «вечной мудрости» идеальное метафизическое первоначало, определяющее единство религиозной и духовной жизнедеятельности. Однако термин «традиционализм» Геноном не употреблялся, также он не соотносил свои идеи с философией. Потому брать их за основу как «философский европейский традиционализм»16, вводя в его контекст русскую деревенскую прозу как «традиционалистскую», представляется неуместным.
16. См.: Плеханова И.И. Творчество Валентина Распутина и философия традиционализма // Время и творчество Валентина Распутина: История, контекст, перспективы. Междунар. науч. конф., посвящ. 75-летию В.Г. Распутина: материалы / Отв. ред. И.И. Плеханова. Иркутск: Иркутский гос. университет, 2012. С. 67.
16 Думается, в попытках нынешнего литературоведения возродить традиционализм сказывается подобный опыт идеализации «традиции», которая на самом деле есть лишь результат опыта, накопленного некоей группой людей или общностью, в т.ч. и культурой/литературой. Таким образом, «традиция-как-таковая» это не обязательно высокие идеалы и ценности, но – готовые, выработанные предыдущими поколениями модели мировосприятия и поведения, которые облегчают жизнь людей в новом мире, и особенно в эпохи перемен, помогая не потерять себя в бушующем море истории. В литературном плане – выработанные веками творческой практики модели поэтики: художественные методы, жанровые каноны, типология образов героя, автора и читателя и т.п.
17 Традиционализм и поэтика. В идейном плане традиционализм, скорее всего, не определяет деревенскую прозу в целом, а проявляется как черта мировоззренческих ориентаций ее представителей в их стремлении сохранить не просто «традиции», но – лучшие, возвышенные ценности и идеалы русского крестьянства. Хотя это отнюдь не метод осмысления действительности, им не исчерпывается художественный мир и поэтика Распутина или Астафьева, к примеру. О каком «традиционализме» может идти речь при рассмотрении символа войны в повести Астафьева «Пастух и пастушка»: апокалипсического образа горящего фашиста?
18 «Огромный человек, шевеля громадной тенью и развевающимся за спиной факелом, двигался, нет, летел на огненных крыльях к окопу, круша все на своем пути железным ломом. Тень его металась, то увеличиваясь, то исчезая, он сам, как выходец из преисподней, то разгорался, то темнел, проваливался в геенну огненную»17.
17. Астафьев В.П. Собрание сочинений: в 15 т. Красноярск: Офсет, 1997–1998. Т. 3. С. 13.
19 Этот образ-символ не подверстать под какую-то архаичную «примордиальную традицию». Перед нами скорее синтез самых разных векторов в мировой литературе и искусстве: от библейской древности и Средневековья до современности. Здесь и круги ада Данте, и апокалипсические картины Босха и Брейгеля, и смертельный апофеоз войны Верещагина. Это новая перспектива художнического видения и в то же время реальный факт, который обретает эстетическую (трагическую) значимость в системе символического реализма. Это и парадоксальность поэзии Ю. Кузнецова с его культурным мифологизмом, и сюрреалистическая гротескность С. Дали. Тут все сошлось – самые разные методы осмысления реальности: притом не просто продолжение каких-либо традиций, но – рождение собственного видения Войны в ее тотальном неприятии автором «Пастуха и пастушки» и «Проклятых и убитых». Не кажется ли тогда «традиционализм» ненужным ограничителем литературного анализа? Для проверки этого положения приведу конкретный пример.
20 Традиционализм & Tрадиция. Наиболее продуктивный подход наблюдается в диссертации Л.В. Соколовой, хотя и без новаторства в дефинициях традиционализма, перечисление признаков которого весьма типично и для нетрадиционалистских характеристик литературы. Начиная с первого пункта: «Объективный, реалистический взгляд на мир. Многомерность художественной структуры, многоголосие, полифония», – до последнего: «Авторская ответственность, причастность писателя к внехудожественному бытию как своими поступками, умонастроениями, переживаниями, так и созданными им произведениями»18. Даже не вооруженному специальным знанием читателю очевидно, что подобные определения применимы ко многим образцам не только русской, но и мировой литературы. Причем многие из таких дефиниций существуют и без углубления в следование традиции. Потому исследовательница вынуждена укреплять шаткую конструкцию, наслаивая терминологию и конвертируя маловнятный «традиционализм» в почвенничество, что дает и возможности для привлечения концепций Достоевского и других мыслителей при разборе произведений Астафьева, однако не всегда оправданные19.
18. Соколова Л.В. Духовно-нравственные искания писателей-традиционалистов второй половины XX века (В. Шукшин, В. Распутин, В. Белов, В. Астафьев). Дис. … д-ра филол. наук. СПб.: ИРЛИ РАН, 2005. [Электронный ресурс]. URL: >>>> (дата обращения: 16.10.2022).

19. К примеру, в сравнительном анализе неправомерно соединены публицистическое («Дневник писателя» Достоевского) и художественное произведения (роман «Печальный детектив» Астафьева).
21 Справедливости ради признаю: при относительной слабости философско-теоретической базы в работе Соколовой продуктивно исследование претворения деревенщиками литературных традиций (в частности, средневековой). Хотя если изъять «подпорку» маловнятного «традиционализма», ничего не изменится: перед нами типичное исследование традиции, которое тем не менее дает свои результаты.
22 Заслуживает внимания и прочтение романа Астафьева «Прокляты и убиты» в контексте средневековых жанров воинской повести и плача. Хотя исследовательница везде ограничивается лишь общей констатацией той или иной традиции, без обращения к текстовому корпусу древнерусской литературы. В целом отсутствие текстового анализа – постоянный недостаток этой работы. Очевидно, перед нами – издержки отступления от собственно литературного анализа в некое виртуальное пространство с умозрительными смыслами, высвечиваемыми софитами-идеологемами.
23 Симптоматично, такой отрыв присущ не только работам по традиционализму, направленным на возвышение «заземленной» прозы деревенщиков, но и текстам противоположной направленности, цель которых – развенчание этой прозы через различные «анти»: вплоть до консерватизма, обретающего антисмыслы под пером тенденциозных версификаторов.
24 Консерватизм
25 Наглядный пример – книга А.И. Разуваловой о «писателях-“деревенщиках”», в заглавии которой соединительным союзом сопряжены концепты «литература» и «консервативная идеология»20. Замах велик, но на деле получается тенденциозное смешение всего и вся, сопровождающееся интерпретационными искажениями.
20. См.: Разувалова А.И. Писатели-«деревенщики»: литература и консервативная идеология 1970-х годов. М.: НЛО, 2015.
26 Так, подглава «Деревенщики как консерваторы», призванная по определению разъяснять смысл названия всей книги, полностью отводит от темы: консерватизму уделено лишь несколько последних страниц. И на протяжении всей книги о «консерватизме» деревенщики характеризуются в основном как сторонники «неопочвенного традиционализма», терминологическое содержание которого весьма неясно. Если о консерватизме и говорится, то не в объективном смысле, как об одной из ведущих мировых идеологий, философских направлений, но – лишь как о противодействии всему новому, «когда “консерватор” идет через запятую с “ретроградом”»21.
21. Там же. С. 75.
27 Чье же суждение повторяет критик? Идеологическую формулу оппонентов деревенской прозы в 70-х. Ведь согласно современным философам: «В советский период консерватизм в силу идеологических и политических причин трактовался в негативном ключе»22. В книге нынешнего критика ссылка на мнение советских антагонистов деревенщиков подкрепляется… якобы «элементарным номинализмом» последних: «Консерватор – тот, кто называет себя консерватором»23. Странно, однако, что почти никто из деревенщиков так себя не именовал24. Так что весьма сомнительно голословное утверждение критика: «По отношению к “неопочвенникам” этот принцип сработает, поскольку они действительно бессистемно и иногда патетически именовали себя консерваторами»25.
22. Галузина Е.В. Ценностные основания национальной идентичности в трудах русских консерваторов XIX – начала XX века. Автореф. дис. … канд. филос. наук. Тверь: ТвГУ, 2011. С. 5.

23. Разувалова А.И. Писатели-«деревенщики»: литература и консервативная идеология 1970-х годов. С. 75.

24. К примеру, тот же Астафьев не причислял себя ни к какому идеологическому направлению – неслучайно критик ограничивается лишь бесцитатным упоминанием его слов о «важности дихотомии “традиция & цивилизация” в самоописании школы, которую представлял» (Там же. С. 57). Исключение составляют лишь приведенные критиком слова высказывания С. Залыгина и В. Распутина: о словах последнего, однако, упоминается с долей сомнения как о «не лишенном отчаяния “исповедании”» (Там же. С. 76). И это закономерно, поскольку писательская риторика и суть художественного творчества нередко весьма различны.

25. Там же. С. 75.
28 Что же подразумевается под пресловутым «самоописанием» некоего деревенщика как консерватора и какой пример дается в подтверждение? Вот тут-то и происходит распространенный казус, свидетельствующий о теоретической безграмотности. Образ автора подменяется образом героя (ученого-физика), т.е. личность реального писателя-деревенщика – воображаемым созданием, для пущей убедительности названным «автопсихологическим»:
29 «Один из автопсихологических героев романа В. Белова “Все впереди” с вызовом объяснял: – Я консерватор. Отъявленный ретроград. И, представь себе, даже немножко этим горжусь»26.
26. Там же.
30 В том же ключе Разуваловой идентифицируются признаки «традиционализма» деревенской прозы, список которых начинается с «приверженности реалистическому письму»27. Однако о каком реализме следует тут вести речь? Никак не о традиционном – новаторском, на грани реализма и модернизма: об оригинальной индивидуализации деревенщиками (в полемике с соцреализмом) художественного метода символического реализма28.
27. Там же. С. 74.

28. См.: Большакова А.Ю. Почвенничество и символический реализм В.П. Астафьева и В. Г. Распутина // Проблемы исторической поэтики. 2023. Т. 21. № 3. С. 303–327.
31 Восстановление терминологического содержания. Для восстановления смыслов и обретения выхода из терминологических «дербей», где недобросовестным критиком в одну кучу свалены консерватизм, традиционализм, почвенничество вкупе с национализмом, славянофильством, реакционностью, ретроградством и т.д. и т.п., обратимся к объективным дефинициям, эти понятия разграничивающим и выявляющим суть каждого.
32 Философские словарно-энциклопедические определения до некоторой степени уточняют координаты, понимая консерватизм как идеологическую приверженность традиционным ценностям и порядкам, социальным и религиозным доктринам; «идейное течение, настаивающее на постепенности изменения общества с учетом устоявшихся, оправдавших себя во времени органических коллективных ценностей и традиций»; или: «совокупность разнородных идейно-политических и культурных течений, опирающихся на идею традиции и преемственности в социальной и культурной жизни»29.
29. Консерватизм в философских энциклопедиях и словарях. [Электронный ресурс]. URL: >>>> >>>> (дата обращения: 05.02.2023). Поскольку исследований по консерватизму много, а объем и тема статьи ограничены, определения и концепции приводятся мною выборочно, без установки на всеохватность.
33

На основе этих дефиниций отмечу: несмотря на различия статусного порядка, консерватизм (от  лат.  conservo – ‘сохраняю’) действительно близок традиционализму в установке на сохранение традиций общества.
34 Однако, на мой взгляд, если традиционализм – это умонастроение с расплывчатым терминологическим содержанием, то спектр консерватизма гораздо шире и статусное значение выше: это не позиция, а идеология. Притом, согласно суждению философа Ю.Н. Солонина: «Востребованность консерватизма – не только наша специфически национальная ситуация. Ее мы находим повсеместно в мире»30, поскольку «консерватизм – непременная составляющая жизни всякого общества, а тем более современного, основанного на многоплановом плюрализме»31.
30. Примечательно, что термин «консерватизм» (как затем и «почва» у Достоевского) родился в 1818 г. в системе писательского мышления у французского поэта Ф.Р. Шатобриана, издателя журнала «Консерватор». См.: Арефьев М.А., Осипов И.Д. Идейные истоки и ценности русского консерватизма // Вестник ЛГУ. 2013. Т. 2. № 2. С. 175.

31. Философия и социально-политические ценности консерватизма в общественном сознании России (от истоков к современности). С. 6.
35 На самом деле суть консерватизма – меняться, оставаясь собой. В основе его – сохранение культурной национальной идентичности, базовых ценностей русского народа. Стратегия – эволюция вместо революции, традиция вместо разрушительной ломки устоев32. Считается, что упрочение консерватизма в России как идеологии, сводимой к триаде «Самодержавие – Православие – Народность», произошло при Александре I. С тех пор «консерватизм делает упор на соблюдении ценностей патриотизма, государства, норм морали, дисциплины и порядка, семьи, религии, коллективизма, – это мировоззрение, направленное против радикального прогресса и ломки устоев общества»33.
32. Ведь возникла эта идеология как реакция на французскую революцию.

33. Философия и социально-политические ценности консерватизма в общественном сознании России (от истоков к современности). С. 111.
36 В этом и сходство его с традиционализмом и почвенничеством, но и принципиальное отличие, поскольку «консерватизм – мировоззрение, в котором в той или иной форме отстаивается идея субстанции и примат целого над частным. Субстанцией могут выступить разные феномены: человеческий род, государство, нация, народ, община, социальная группа»34.
34. Арефьев М.А., Осипов И.Д. Идейные истоки и ценности русского консерватизма. С. 175.
37 Очевидно, консерватизм (мировая составляющая) отстаивает поддержание скорее внешней охранной системы общества, государства, тогда как, скажем, почвенничество – глубинного самосознания «нутряной России». Если же именовать деревенщиков «консерваторами», они должны придерживаться какой-либо государственной, социокультурной модели прошлого – самодержавно-монархической ли, советской. Однако критичность русской «литературы нравственной оппозиции» (по определению британского русиста Дж. Хоскинга) свидетельствует об обратном. Особенно (в отношении советской модели) – обращением к теме коллективизации и ее разрушительных последствий для русского крестьянства. Пример Астафьева с его яростным неприятием традиционного для России ХХ в. общественно-политического строя и нормативов соцреалистической культуры весьма красноречив.
38 Согласно философским дефинициям, «идеология консерватизма выступает в двух различных формах: как апология существующих порядков; как ностальгия по утерянному социальному статусу»35. В этом плане деревенская проза – в ее противодействии подавлению земледельческой цивилизации и стремлении реабилитировать попранные константы русского мира (крестьянство, деревня) – близка консерватизму, но, очевидно, имеет свою специфику. Близка деревенщикам и консервативная идея эволюционного, а не революционного пути общества. Возможно ли, однако, уравнивать эту направленность деревенской прозы с «ретроградством», даже если условно (на уровне рабочей версии) причислить ее представителей к консерваторам?
35. Консерватизм в философских энциклопедиях и словарях. [Электронный ресурс]. URL: >>>> >>>> (дата обращения: 05.02.2023).
39 Пафос таких писателей, как, к примеру, Астафьев, состоял в преодолении косности и ограничений официальной идеологии, отделявшей советских людей от прошлого России и остальной цивилизации. Устремленность к общечеловеческим ценностям неоднократно подчеркивал сам писатель. С точки зрения поэтики у Астафьева нет отрицания европейскости, нередко свойственного отечественному консерватизму. Свидетельство тому – и освоение ведущих европейских жанров, и обращение к мировой культуре на интертекстуальном уровне. Быть может, в этих ориентациях можно усмотреть сходство художественной идеологии Астафьева с либерализмом. По сути, в таком схождении проявляется актуальная тенденция нового мышления, направленная на объединение разновекторных идейных составляющих в России36. Тем не менее есть и другой идейный вектор, позволяющий усмотреть в таком умонастроении мастеров слова близость к другому философскому направлению, в котором русская идея исконно предполагала объединение лучших европейских идей и приоритет общечеловеческого начала на основе универсалий мировой культуры (земля, почва).
36. Согласно словарно-энциклопедическим определениям: «Современный консерватизм пытается соединить две тенденции: характерное для классического либерализма уважение к свободе отдельного индивида и традиционную для консерватизма защиту таких ценностей, как мораль, семья, религия, закон и порядок и т.д. Сейчас практически нет самостоятельной чистой консервативной или либеральной традиции. Направление мысли, называемое в широком смысле либеральным, органически впитало в себя главные элементы консерватизма» (Консерватизм в философских энциклопедиях и словарях. [Электронный ресурс]).
40 Почвенничество
41 Очевидно, наиболее близко деревенской прозе почвенничество – течение общественной мысли, обращенное к ценностным ориентациям народа в его земледельческих подосновах: к глубинному самосознанию «нутряной России», говоря словами Солженицына.
42 Философско-культурологическая мысль особо выделяет 1960–80-е, когда возникла «“новая форма почвенничества”, или “вторичное почвенничество”, в котором базовая идеологема “почвы” и ее социальная направленность были переосмыслены сообразно изменившимся историческим обстоятельствам». Отмечая, что «“неопочвенничество” не создало серьезных философских концепций, но при этом… отразилось в литературе, кино, театре, литературно-художественной критике и публицистике», исследователи считают именно деревенскую прозу основным источником возрождения этого мировоззрения37.
37. Микитюк Ю.М. Концепты христианского и национального в культурно-исторической теории почвенничества. Дис. … канд. культурологии. СПб., 2011. С. 18.
43

Современная наука о литературе справедливо утверждает, что традиции почвенничества были возрождены Д.С. Лихачевым, А.И. Солженицыным, В.П. Астафьевым, В.Г. Распутиным, В.М. Шукшиным: «В ХХ в. почвенничество стало разрешением векового спора западников и славянофилов. Почвенниками назвали тех писателей, кто сохранил верность крестьянству и традиционным ценностям народной жизни, традициям русской словесности»38.

38. Захаров В.Н. Почвенничество в русской литературе: метафора как идеологема // Проблемы исторической поэтики. Петрозаводск: Изд-во ПетрГУ, 2012. Вып. 10. С. 24.
44

Впрочем, в мировой русистике такая установка возникла еще в 1970-х, когда заговорили о «новом почвенничестве», объединяющем в единое целое – через творчество Астафьева, Распутина и других деревенщиков – русскую классику XIX в., русскую литературу советского периода и творчество русского зарубежья. Развернуто и убедительно это было сделано ведущим русистом Ж. Нива в докладе «К вопросу о новом почвенничестве» на организованной им международной научной конференции «Одна или две русских литературы?». Тогда же была обозначена тенденция, не получившая, однако, должного развития ни у нас, ни за рубежом: попытка сопряжения идеологемы почвенничества и – своеобычной поэтики русских писателей.
45 Ж. Нива были выявлены почвенническая тематика, религиозные подтексты символики Астафьева (символа величественной реки, могучей царь-рыбы), высказанные «в идеях и категориях нового почвенничества» и актуализирующие связь образной системы русского писателя с мировой классикой. Все эти идейно-художественные особенности дали исследователю основания к утверждению, что «Астафьев принадлежит к новым почвенникам непосредственно». Утверждению, ведущему к признанию единства русской литературы и к переходу на уровень философско-идеологических обобщений:
46 «У Астафьева мы находим больше, чем шаблонное почвенничество. У него, как и у Валентина Распутина и у некоторых других, обнаруживается острая духовная жажда. Советская идеология присутствует у него лишь как одно из конкретных данных бытовой панорамы. Главное стремление, пусть тревожное, пусть смутное, – к “просветлению”. Я бы даже отважился увидеть в его царь-рыбе христианский символ, а в поистине замечательной сцене поединка рыбы с человеком – поединок русского человека и христианской веры… Я мог бы провести параллель с “Моби Диком” Мелвилла. Но это не главное. Главное – то, что Астафьев, бесспорно, говорит языком истинно русским в том смысле, что между ним и XIX веком нет разлома, между ним и русской эмиграцией нет разобщенности. Разлом был между Шмелевым и Бабелем. Я не вижу разлома между почвенниками в СССР и почвенниками в зарубежье»39.
39. Нива Ж. К вопросу о новом почвенничестве: моральный и религиозный подтексты «Царя-рыбы» Виктора Астафьева // Одна или две русских литературы? Международный симпозиум, созванный факультетом словесности Женевского университета и Швейцарской академией славистики (Женева, 13–15 апреля 1978 г.). Lausanne: Editions L’Age d’Homme, 1981. С. 141. См. об этом также: Nivat G. Chapitre XLI. Le “Tsar-Poisson” D’Astafiev // Nivat G. Vers la fin du mythe russe; Essaie sur la culture russe de Gogol a nos jours: Collection Slavica dirigee par Jacques Catteau, Georges Nivat et Vladimir Dimitrijevi. Lausanne: Edition L’age de l’homme, 1982. P. 373–378.
47 Доклад Нива завершается важным обобщением, выводящим на первый план факт формирования нового почвенничества в русской литературе, что обуславливает ее внутреннее сопряжение в единое целое, несмотря на внешнюю разорванность (в силу геополитических, исторических факторов).
48 «Перекличка между почвенниками за рубежом и почвенниками в самой России не случайна, она очень важна. Почвенническая тематика, смесь религиозных поисков с обостренным национализмом общи для части советской литературы и части русской литературы в эмиграции. Даже споры вокруг почвенничества иногда сближают происходящее в СССР и происходящее в эмиграции. Эмигрантская оторванность от реальной жизни, случается, лишь заостряет и доводит до парадокса тему “затаенной родины”. Принадлежность к одной культуре, общность поисков и мечтаний, параллелизм вариаций на тему “отсутствующей и присутствующей России” становятся, по-моему, все более очевидны»40.
40. Нива Ж. К вопросу о новом почвенничестве: моральный и религиозный подтексты «Царя-рыбы» Виктора Астафьева. С. 144.
49 Очевидно: именно литература с ее своеобычной системой художественных средств во второй половине прошлого столетия явилась сферой возрождения «забытой» идеологии нутряной России.
50 Согласно философским словарно-энциклопедическим определениям, «основополагающей идеей почвенничества стала мысль о важности “народной почвы”, национального духа, о необходимости слияния русской духовной элиты с народом, “принятия” в себя “народного элемента”»41. Целеполагание почвенничества – разворот образованной верхушки общества к народной «почве» через просветительскую деятельность, суть – народность. Во второй половине ХХ в., в условиях советского общества, русские писатели (выходцы из крестьян) продолжили эти начинания.
41. Почвенничество // Философская энциклопедия: в 5 т. М.: Советская энциклопедия / Под ред. Ф.В. Константинова. [Электронный ресурс]. URL: >>>> (дата обращения: 10.03.2023).
51 Как известно, возникло почвенничество в результате поисков Ф.М. Достоевским «нового слова» для нового журнала «Время» (1861). Таким словом стала «почва» как идеологема в значении «народные начала», «опора», «основание»: «Мы убедились, наконец, что мы тоже отдельная национальность в высшей степени самобытная и что наша задача – создать себе новую форму, нашу собственную, родную, взятую из почвы нашей, взятую из народного духа и из народных начал»42.
42. Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: в 18 т. М.: Воскресенье, 2004. Т. 5. С. 8.
52 По определению современных исследователей, исходно у Ф.М. Достоевского, А.А. Григорьева, Н.Н. Страхова «почва» – не строгое понятие, но смыслообраз, идеологема. «Под именем почвы разумеются те коренные и своеобразные силы народа, в которых заключаются зародыши всех его органических проявлений»43.
43. Страхов Н.Н. Мир как целое: черты из науки о природе. М.: Айрис-пресс; Айрис-Дидактика, 2007. С. 113.
53 О значительности народившейся идеологии, несмотря на расплывчатость понятийно-терминологических очертаний, свидетельствовало ее развитие в трудах Н.Я. Данилевского, К.Н. Леонтьева, В.В. Розанова, В.С. Соловьева и других мыслителей, внесших свои коррективы, но не изменивших суть. В 1930–50-х, в связи со сменой идеологической системы, почвенничество и его основатель Достоевский оказались под цензурным запретом, а возродились в обновленном виде уже в художественном мире русских деревенщиков. В этом есть, впрочем, своя закономерность. Ведь, согласно органическим установкам почвенников, их учение изначально предполагало познание действительности не столько научной, сколько художественной мыслью. Не состоявшись в полной мере в ХIХ в., эти установки были востребованы литературным сознанием 1960–90-х. Однако это – тема отдельного исследования44.
44. См.: Большакова А.Ю. Почвенничество и символический реализм В.П. Астафьева и В.Г. Распутина.
54 * * *
55 За пределы идеологем. Думается, все-таки не следует ограничивать художественную идеологию таких сложных и противоречивых писателей, как В.П. Астафьев или В.Г. Распутин, каким-либо одним направлением философской мысли. И хотя у них явственны почвеннические основы, присутствуют элементы консерватизма (в частности, отказ от революционности в пользу эволюционного развития общества) или либерализма (открытость европейской культуре и ориентация на общечеловеческое в искусстве), творчество этих писателей куда многограннее.
56 Не идя по пути сужения исследовательского пространства, считаю необходимым исследовать русскую литературу ХХ в. в широком контексте культурной традиции, но без обращения к столь избыточному понятию, как пресловутый «традиционализм». Тем более что критики и литературоведы всех ориентаций непреложно констатируют один и тот же факт: большое значение традиций в становлении ведущих мастеров слова (к примеру, Астафьева или Распутина). И это закономерно. На мой взгляд, ориентацию деревенской прозы на культурную традицию следует расценивать как реакцию литературного сознания тех лет на советскую «детрадиционализацию», повлекшую за собой утрату идентичности.

Библиография

1. Аверьянов В.В. Традиция как методологическая проблема в отечественной культурологии ХХ века. Автореф. дис. … д-ра филос. наук. М.: МГУ, 2011. 39 с.

2. Арефьев М.А., Осипов И.Д. Идейные истоки и ценности русского консерватизма // Вестник ЛГУ. 2013. Т. 2. № 2. С. 172–183.

3. Астафьев В.П. Собрание сочинений: в 15 т. Красноярск: Офсет, 1997–1998.

4. Большакова А.Ю. Почвенничество и символический реализм В.П. Астафьева и В.Г. Распутина // Проблемы исторической поэтики. 2023. Т. 21. № 3. С. 303–327.

5. Галузина Е.В. Ценностные основания национальной идентичности в трудах русских консерваторов XIX – начала XX века. Автореф. дис. … канд. филос. наук. Тверь: ТвГУ, 2011. 23 с.

6. Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: в 18 т. М.: Воскресенье, 2004.

7. Жукова О.А. Творчество и религиозность в русской культуре. Философские исследования. М.: Согласие, 2022. 594 с.

8. Захаров В.Н. Почвенничество в русской литературе: метафора как идеологема // Проблемы исторической поэтики. Петрозаводск: Изд-во ПетрГУ, 2012. Вып. 10. С. 14–24.

9. Консерватизм в философских энциклопедиях и словарях. [Электронный ресурс]. URL: https://rus-philosophical-enc.slovaronline.com/4620-КОНСЕРВАТИЗМ https://dic.academic.ru/dic.nsf/enc1p/23770 (дата обращения: 05.02.2023).

10. Микитюк Ю.М. Концепты христианского и национального в культурно-исторической теории почвенничества. Дис. … канд. культурологии. СПб., 2011. 23 с.

11. Нива Ж. К вопросу о новом почвенничестве: моральный и религиозный подтексты «Царя-рыбы» Виктора Астафьева // Одна или две русских литературы? Международный симпозиум, созванный факультетом словесности Женевского университета и Швейцарской академией славистики (Женева, 13–15 апреля 1978 г.). Lausanne: Editions L’Age d’Homme, 1981. С. 136–144.

12. Носачев П.Г. К вопросу о русском традиционализме // PUNCTA. 2011. № 1–2. С. 176–183.

13. Плеханова И.И. Творчество Валентина Распутина и философия традиционализма // Время и творчество Валентина Распутина: История, контекст, перспективы. Междунар. науч. конф., посвящ. 75-летию В.Г. Распутина: материалы / Отв. ред. И.И. Плеханова. Иркутск: Иркутский гос. университет, 2012. С. 60–90.

14. Почвенничество // Философская энциклопедия: в 5 т. М.: Советская энциклопедия / Под ред. Ф.В. Константинова. [Электронный ресурс]. URL: https://dic.academic.ru/dic.nsf/enc_philosophy/959/ (дата обращения: 10.03.2023).

15. Разувалова А.И. Писатели-«деревенщики»: литература и консервативная идеология 1970-х годов. М.: НЛО, 2015. 616 с.

16. Распутин В.Г. Собр. соч.: в 2 т. Калининград: ФГУИПП «Янтарный сказ», 2011 (Серия «Русский путь»).

17. Рахшмир П.Ю. Три консервативные традиции: общее и особенное // Исследования по консерватизму. Вып. 2. Консерватизм в политическом и духовном измерениях. Пермь, 1995. С. 3–12.

18. Русский традиционализм: история, идеология, поэтика, литературная рефлексия. Серия «Универсалии культуры». Вып. VII: монография / Отв. ред. Н.В. Ковтун. М.: ФЛИНТА; Наука, 2016. 456 с.

19. Соколова Л.В. Духовно-нравственные искания писателей-традиционалистов второй половины XX века (В. Шукшин, В. Распутин, В. Белов, В. Астафьев). Дис. … д-ра филол. наук. СПб.: ИРЛИ РАН, 2005. 381 с. [Электронный ресурс]. URL: https://www.dissercat.com/content/dukhovno-nravstvennye-iskaniya-pisatelei-traditsionalistov-vtoroi-poloviny-xx-veka-vshukshin (дата обращения: 16.10.2022).

20. Страхов Н.Н. Мир как целое: черты из науки о природе. М.: Айрис-пресс; Айрис-Дидактика, 2007. 569 c.

21. Традиционализм. [Электронный ресурс]. URL: https://rus-philosophical-enc.slovaronline.com/8413-ТРАДИЦИОНАЛИЗМ (дата обращения: 15.01.2023).

22. Философия и социально-политические ценности консерватизма в общественном сознании России (от истоков к современности). Выпуск 1. Сб. ст. / Под ред. Ю.Н. Солонина. СПб.: Издательство СПбГУ, 2004. [Электронный ресурс]. URL: http://anthropology.ru/ru/text/solonin-yun/konservatizm-aktualnost-problemy (дата обращения: 28.01.2023).

23. Nivat G. Chapitre XLI. Le «Tsar-Poisson» D'Astafiev // G. Nivat. Vers la Fin du Mythe Russe; Essaie sur la Culture Russe de Gogol a Nos Jours: Collection Slavica dirigee par Jacques Catteau, Georges Nivat et Vladimir Dimitrijevi. Lausanne: Edition L’age de l’homme, 1982. P.373-378. (in French).

24. Sedgwick М. Against the Modern World: Traditionalism and the Secret Intellectual History of the Twentieth Century. N. Y.: Oxford University Press, 2004. 370 р. (In English).

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести