Везде
Major Directions of Conflicts in the Information Space, and Their Specifics
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
Major Directions of Conflicts in the Information Space, and Their Specifics
Annotation
PII
S258770110028643-9-1
DOI
10.18254/S258770110028643-9
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Vladimir Toshchev 
ORCID: 0009-0007-4805-6168
Occupation: Graduate Student
Affiliation: RAS Institute of Philosophy
Address: 12/1, Goncharnaya Str., 109240 Moscow, Russian Federation
Edition
Volume 8 N 1
Abstract

The article analyzes the concept of “information conflict”, which is quite new in the context of political science. To achieve the goal of the study, the article pays special attention to types of information conflict and specific examples from real political practice. The criteria for typologizing such conflicts have been established, and the existing differences in approaches to managing the information sphere have been highlighted. It is noted that in modern conditions a number of approaches have a political and ideological direction, which is important to take into account when considering specific situations. Today, in the context of human involvement in the digital environment, contradictions that previously existed in societies become more noticeable against the backdrop of constant information influence. The information technology sector is forcing the world community to think about the possible consequences of using cyber technologies as a military weapon. The article notes that there are precedents when cyber attacks became a casus belli for the use of traditional types of weapons. It is concluded that the potential risks associated with the information environment inevitably lead to attempts by the world's leading states to secure their communication networks, which, in turn, creates conflicts of a new type: for the dominance of one or another approach to managing the information space.

Keywords
conflict, information war, security, information space, ideology, cyber-attack, STES
Received
02.12.2023
Date of publication
10.04.2024
Number of purchasers
5
Views
192
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf
Additional services access
Additional services for the article
Services benefits
100 RUB / 1.0 SU
1 Как и в эпохи, предшествовавшие современности, развитие технологий значительно повлияло на общественное и государственное устройство. В XXI веке одной из сфер, подвергшейся значительнейшей трансформации, стала информационная сфера. Изменились не только способы взаимодействия между людьми, усилились горизонтальные связи между ними, но также возрос уровень зависимости критически важных инфраструктур от современных информационных и цифровых технологий. Все это, в свою очередь, повысило уровень угроз и степени неопределенности, а необходимость отвечать на них открыла новые перспективы для государств. Вместе с тем и новые опасности, и новые возможности стали лишь дополнительными триггерами для нового витка конфликтности между странами.
2 Издревле конфликты пронизывают саму матрицу общественных отношений. По мнению российского политолога С. А. Ланцова, конфликт – «явление, присущее самому феномену власти»1. Одновременно с трансформацией общества изменялась и сама суть конфликтов, их особенности. На фоне быстрых темпов развития всех сфер общественной жизни в XXI возросло и число конфликтных точек, в частности в информационном пространстве, определяемом как «сфера деятельности, связанная с формированием, созданием, преобразованием, передачей, использованием, хранением информации, оказывающая воздействие в том числе на индивидуальное и общественное сознание, информационную структуру и собственно информацию»2. Стоит дополнительно подчеркнуть, что высокая степень секьюритизации и конфликтности информационной сферы жизни общества связана с тем, что «информация» стала ключевым ресурсом современной эпохи, доступным как государственным, так и негосударственным акторам мировой политики3.
1. С.А. Ланцов Политическая конфликтология: Учебное пособие / Под ред. С. Ланцова. СПб.: Питер, 2008. С. 80.

2. Крутских А.В. Международная информационная безопасность: теория и практика: в 3 томах. Т. 2: учебник для студентов вузов. М.: Аспект Пресс, 2021. С. 192–193.

3. Федоров А.В. Информационная безопасность: политическая теория и дипломатическая практика: монография. М.: МГИМО-Университет, 2017. С. 157–159.
3 Однако, несмотря на высокую значимость конфликтов в информационном пространстве, до конца не ясно, при помощи каких инструментов возможна их регуляция. Конфликт между государствами предполагает определенную степень вмешательства в суверенные дела другого государства, что порицается согласно второй статье Устава ООН4. Но несмотря на то, что Международный Суд постановил, что вмешательство во внутренние и внешние дела другого государства запрещено и регулируется при помощи обычного международного права5, неясно, какие именно из действий в информационной среде можно отнести к вмешательству. Например, для Великобритании в общем понимании не существует нарушения территориального суверенитета посредством кибератак. Однако вмешательство во внутриполитические процессы государства таковым является6. Для США, наоборот, любая угроза суверенитету, как реальная, так и виртуальная, воспринимается одинаково7.
4. Устав ООН (полный текст) // Организация Объединённых Наций. [Электронный ресурс]. URL: >>>>

5. Brown G.D. International law and cyber conflict// The Routledge Handbook of International Cybersecurity ed. Eneken Tikk and Mika Kerttunen. Abingdon: Routledge. (год?) P. 374.

6. Ibid. P. 369.

7. Ibid. P. 370–371.
4 Другой проблемой является отсутствие однозначного ответа, что можно считать информационным оружием. Если в киберпространстве под этим еще можно понимать различные зловредные программы, вирусы, боты, то в отношении информационно-психологического аспекта возникают вопросы. Правомерно ли считать призывы радикального толка или провокационную информацию, разжигающую рознь в обществе, примерами информационного оружия? На данный момент эти положения не закреплены юридически на международном уровне.
5 Третьей проблемой в области регулирования информационного конфликта является различие между комбатантом и нонкомбатантом. В современных реалиях даже в условиях кинетического конфликта провести между ними различие сложно8. В условиях же информационного конфликта такое различение еще больше теряет смысл, так как практически любое современное устройство может служить источником атаки. Более того, атака может вестись с территории другого государства или даже с территории объекта агрессии, что снижает возможность доказательной базы, а значит, и потенциал урегулирования информационных конфликтов на международном уровне. Стоит отметить, что данный парадокс стоит считать дополнительным аргументом относительно невалидности использования приставки «война» в отношении информационных конфликтов, так как война, в ее классическом смысле, подразумевает участие вооруженных групп, аффилированных с государством9.
8. Куманьков А.Д. Современные классики теории справедливой войны: М. Уолцер, Н. Фоушин, Б. Оренд, Дж. Макмахан. СПб.: Алетейя, 2021. C. 153.

9. Schmitt M.N. Classification of Cyber Conflict // International law studies. U.S. Naval War College [Электронный ресурс]. URL: >>>> (дата обращения: 30.06.2023).
6 В настоящий момент относительно конфликтов в информационном пространстве используются различные термины: кибератаки, кибертерроризм, информационная война и пр. Однако каждый из этих терминов по-разному воспринимается тем или иным исследователем. Например, среди отечественных исследователей под «информационной войной» в равной степени понимается как в целом «противоборство с целью нанесения ущерба информационным системам, критически важным инфраструктурам, а также с целью подрыва социальной, экономической и политической стабильности оппонента»10, так и только «информационно-психологическое воздействие на противника»11. Кроме того, в англоязычной литературе под «информационной войной» понимается деятельность «по усилению внутренних разногласий и недоверия на территории противника, лишающая его возможности сосредоточиться на иных внешних угрозах»12. Стоит отметить, что отсутствие общей терминологии в целом характерно для области изучения информационного пространства и его влияния на политические процессы. При этом само терминологическое разногласие относительно вопросов «информационной безопасности» может отчасти служить ключом к типологизации современных информационных конфликтов.
10. Крутских А.В. Международная информационная безопасность: теория и практика: в 3 томах. Т. 2: учебник для студентов. М.: Аспект Пресс, 2021. C. 192.

11. Манойло А.В. Психологические операции в современных международных конфликтах: Аналит. обзоры РИСИ / Рос. ин-т стратегич. исслед. №2 (23). C. 5–6.

12. Doowan Lee The United States Isn’t Doomed to Lose the Information Wars // Foreign Policy [Электронный ресурс]. URL: >>>> (дата обращения: 30.06.2023).
7 На данный момент двумя конкурирующими между собой подходами в области международной информационной безопасности являются российский и американский13. Для Российской Федерации больше характерно применение термина «информационная безопасность», который включает в себя как информационно-технический, так и политико-идеологический аспекты. В официальных же документах США акцент во многом делается на технической стороне проблем, связанных с информационной средой. Именно поэтому для Штатов наиболее употребим термин «кибербезопасность». Таким образом, можно определить два ключевых аспекта информационного пространства: информационно-технический и политико-идеологический.
13. Зиновьева Е.С. Международная информационная безопасность: проблемы многостороннего и двустороннего сотрудничества: монография / Московский государственный институт международных отношений (университет) Министерства иностранных дел Российской Федерации, Центр международной информационной безопасности и научно-технологической политики, кафедра мировых политических процессов. М.: МГИМО-Университет, 2021. C. 57–58.
8 Политико-идеологический аспект информационных конфликтов связан с информационно-психологическим воздействием одного государства на другое, или, другими словами, с «информационными войнами», в более узком их понимании. В рамках данного типа конфликтов преимущественно влияние осуществляется на социальную сферу государств и имеет главной своей целью повысить недоверие к существующей политической системе. Данное воздействие осуществляется по большей части при помощи современных платформ для сетевых коммуникаций, а также СМИ. Во многом новые медиа и способы коммуникации представляют собой технологию двойного назначения. С одной стороны, они способствуют усилению горизонтальных связей, создают более сильные общественные движения, что формирует политическое пространство нового уровня. С другой стороны, они являются и причиной «поляризации и раскола, как в рамках отдельных обществ, так и на глобальном уровне»14. Стоит отметить, что любое революционное изменение общества так или иначе начиналось с обострения социальных противоречий и их дальнейшего усиления15. В современных же условиях даже малейшая провокация в Сети может стать триггером для социальных конфликтов, что непременно носит угрозу подрыва стабильности государства. Ярким примером подобного информационного воздействия являются события, связанные с цепью массовых событий в части стран Ближнего Востока и Северной Африки, именуемых «арабской весной». Так, одним из ключевых факторов, помимо роста уровня образования среди молодежи, стало «повышение уровня доступности в арабских странах»16. Данная тенденция способствовала быстрому распространению односторонних трактовок событий, происходящих в странах данного региона, что, в свою очередь, приводило к быстрой мобилизации местного протестного субстрата. Безусловно, в отношении данных событий может быть невалидным применение термина «информационная война», так как нет весомых доказательств относительно целенаправленного воздействия на поведение масс через социальные медиа. Однако сама позиция экспертов относительно данного кейса, их приверженность к одной из существующих относительно происходивших событий версий может служить примером борьбы нарративов, информационного противоборства.
14. Федоров А.В. Информационная безопасность: политическая теория и дипломатическая практика: монография. М.: МГИМО-Университет, 2017. С. 264.

15. Плотников А.А. Проблема информационного конфликта в современном обществе // Преподаватель ХХI век. 2014. №2. С. 365.

16. ИКТ КАК ФАКТОР «АРАБСКОЙ ВЕСНЫ» // Gеополитика.ru [Электронный ресурс] URL: >>>> (дата обращения: 29.02.2024).
9 Как отмечает Р. Стенгель, один из бывших госсекретарей США, главной целью любой информационной операции является распространение инакомыслия, усиление протестных настроений, уже существующих в обществе17. В качестве примера он приводит якобы осуществляемое Россией намеренное разобщение чернокожего населения Соединенных Штатов. Стоит добавить, что чаще всего давление осуществляется на элементы социальной жизни, которые вызывают эмоциональный отклик у социальных групп. Человек постоянно находится в условиях информационного шума, перманентно напоминающего об общественных или личных трагедиях, связанных с культурой, ценностями, историей. Все это значительно снижает способность к рациональным выводам18. Именно поэтому каждый индивид или социальная группа пытаются ориентироваться на более привычные им понятия и явления, такие как национальное чувство, язык или историческая память. Государства же в информационном противостоянии друг с другом используют данные настроения, чтобы расколоть общество противника еще больше либо же дискредитировать правительство оппонента за счет воззвания к чувству попираемой этим правительством справедливости. Стоит отметить, что нападающий в сфере информационно-психологического конфликта всегда находится в выигрышной позиции, так как дискредитация оппонента во многом строится и на подрыве доверия к его СМИ. Социальной же группе, на которую оказывается давление, в качестве альтернативы приходится использовать источники страны-оппонента, что формирует у объекта влияния именно тот образ государства, который изложен в зарубежных источниках19. В дальнейшем эта риторика переносится уже на территорию страны, подвергшейся информационно-психологической атаке.
17. Stengel R. Information Wars: How We Lost the Global Battle Against Disinformation and What We Can Do about It // Richard Stengel, Lightning Source Inc. New York: Atlantic Monthly Press, 2019. P. 317–318.

18. Индивидуальная и коллективная память в цифровую эпоху: Коллективная монография / Под ред. Е.О. Труфановой (отв. ред.), Н.Н. Емельяновой, А.Ф. Яковлевой. М.: Аквилон, 2022. С. 132–133.

19. Лемэр Л.Г. Информационная война против России. Часть 1. Конструирование образа врага. М.: Первое экономическое издательство, 2020. С. 22.
10 Однако подобные конфликты несут в себе угрозу не столько «цветных революций», сколько процесса «балканизации» информационных пространств государств. Позиция защищающегося в рамках информационно-психологического конфликта невыгодна и требует больших усилий. Одним из средств по противодействию агрессивному влиянию извне является перекрытие источников информации, распространяющих деструктивные идеи и ценности. Примером этого может послужить политика КНР в данном направлении. Стабильность Китайской Народной Республики в настоящее время во многом связана с руководящей ролью Коммунистической партии Китая. Поэтому дискредитация идеологии, на которой во многом держится партия, может стать коллапсом для всей системы. КНР понимает свою уязвимость, что и обусловило создание эффективной системы по контролю за информацией, которая максимально снижает степень проникновения деструктивной информации. Данная система именуется «Великий Китайский файервол», который представляет собой систему серверов, активно фильтрующих информацию20. Более того, даже одна из крупнейших социальных платформ “TikTok”, созданная китайской компанией “ByteDance”, по сути является продуктом для внешнего рынка, для внутреннего используется аналогичная платформа той же компании21. При этом в этой сфере между КНР и США есть негласные договоренности. Например, нередко для получения доступа к китайскому рынку США согласны на цензуру продукции своего кинематографа, который составляет весомую часть их «мягкой силы». Таким образом, конфликт между двумя странами в политико-идеологическом аспекте информационной сферы – достаточно трудная задача, преимущественно за счет мощной китайской цензуры в информационном пространстве.
20. The Great Firewall of China: Background // Torfox. A Stanford Project [Электронный ресурс] URL: >>>> (дата обращения: 03.03.2024).

21. Популярность Douyin и возможности для продвижения брендов в Китае // Asia Pacific [Электронный ресурс] URL: >>>> (дата обращения: 29.02.2024)
11 Таким образом, чем больше государства будут пытаться подорвать социальную стабильность друг друга, тем больше возрастает потенциал закрытия информационных пространств. Это, в свою очередь, ведет к образованию более жестких линий разлома ценностного формата, что может быть причиной ожесточения противостояния и в иных, отличных от информационной, сферах. Учитывая же все более возрастающую популярность «умных войн», в которых вооруженное столкновение ведется при помощи высокотехнологичного оборудования, возможно возникновение более антигуманных войн в будущем. Другими словами, помимо того, что враг уничтожается на удалении, например, при помощи беспилотника, так еще он является максимально «Чужим», что не вызывает сожаления при его ликвидации22. Показательным примером в данном случае может служить армяно-азербайджанское противоборство в Сети во время так называемой «Второй карабахской войны» 2020 г. Основной тактикой каждой из сторон была намеренная дегуманизация противника с целью снискать поддержку собственного нарратива среди международной аудитории. В частности, любое из мнений оппонента, высказываемое в Сети, нередко позиционировалось либо как высказывание «бота», либо как позиция людей, подверженных пропаганде и не имеющих собственного мнения23. Другими словами, происходила намеренная дегуманизация оппонента с целью исключить его из поля зрения наблюдающих сторон в данном конфликте.
22. Жижек С. О насилии / Пер. с англ. Смирнов А., Лямина Л. М.: Европа, 2010. С. 46–47.

23. Chernobrov D. Diasporas as cyberwarriors: infopolitics, participatory warfare and the 2020 Karabakh war // International Affairs. 2022. Vol. 98. Issue 2. P. 645.
12 Стоит отметить, что в рамках политико-идеологического аспекта конфликты неосязаемы, трудно подаются измерению. Намного ощутимей «информационных войн» киберконфликты, тесно связанные с информационно-техническим аспектом информационной безопасности. В данном случае намеренно используется термин «киберконфликт» вместо «кибервойна», так как, несмотря на большую осязаемость данных конфликтных ситуаций, нередко в кибератаках участвуют частные лица или малые группы, которые как могут быть аффилированы с государственными акторами, так и нет. Также такие явления, как «кибертерроризм» или «кибершантаж», не подходят под определение военных действий и носят всего лишь преступный характер. Под киберконфликтами в первую очередь понимается совокупность операций в киберпространстве с целью разведки или подрывной деятельности в отношении оппонента24. Основная проблема данного типа информационных конфликтов связана с тем, что все большее число критически важных структур зависят от современных информационных и цифровых систем. При этом стоит учитывать, что критически важные инфраструктуры могут быть «государственными и частными, военными и гражданскими, а также иметь двойное назначение»25. Например, в период пандемии COVID-19 одними из основных целей атак были государственные и медицинские учреждения26. Более того, за 2021 г. медучреждения по приоритетности переместились с третьего места на второе. Необязательно атака на медучреждения могла бы привести к серьезным последствиям в виде летальных исходов. Однако в условиях пандемии сложности с электронной записью в поликлиники, проблемы с официальными порталами учреждений служат дополнительным триггером для ухудшения и без того нестабильной ситуации в обществе. Другими словами, киберконфликты нередко несут в себе элементы политико-идеологического аспекта информационного противостояния27.
24. Policy Roundtable: Cyber Conflict as an Intelligence Contest // Texas National Security Review [Электронный ресурс]. URL: >>>> (дата обращения: 30.06.2023).

25. Федоров А.В. Информационная безопасность: политическая теория и дипломатическая практика: монография. М.: МГИМО-Университет, 2017. С. 165.

26. Актуальные киберугрозы: итоги 2021 года // Positive Technologies [Электронный ресурс]. URL: >>>> (дата обращения: 30.06.2023).

27. Libicki M.C. The convergence of information warfare // Information warfare in the age of cyber conflict / Ed. by C. Whyte, A.T. Thrall, B.M. Mazanec. New York: Routledge, 2020. P. 23.
13 Более того, кибератаки несут высокие риски, так как удар по особо чувствительной критической инфраструктуре может привести к витку конфликтности как внутри государств, так и между ними. При этом в случае межгосударственного противоборства не обязательно, что ответ будет симметричным. Стоит отметить, что в рамках любого информационного конфликта трудно выбрать соразмерный ответ. Это во многом связано не столько с отсутствием общих норм поведения в информационной сфере на международном уровне, сколько с тем, что кибероперации – всегда быстрое действие, которое оставляет мало времени для принятия наиболее рационального и взвешенного решения. Такое положение дел может быть чревато серьезными последствиями, так как на данный момент «десятки стран обладают высокоуровневым программным обеспечением для нападения на объекты критической инфраструктуры»28.
28. Ромашкина Н.П., Марков А.С., Стефанович Д.В. Международная безопасность, стратегическая стабильность и информационные технологии / Отв. ред. А.В. Загорский, Н.П. Ромашкина. М.: ИМЭМО РАН, 2020. С. 24.
14 Каждая страна осознаёт возможные последствия, которые несет в себе киберконфликт. Именно поэтому в современной политической практике присутствуют угрозы одних стран другим в применении кибератак. Например, в ноябре 2021 г. министр обороны Великобритании заявил о том, что «Великобритания будет осуществлять кибератаки против враждебных государств»29. Это лишний раз подчеркивает рост возможных киберконфликтов в будущем. Стоит отметить, что эксперты ГПЭ ООН при каждом собрании отмечали, что темпы наращивания государствами кибервооружений постоянно растут30. При этом киберконфликты используются и как дополнительные поводы для обвинения государствами друг друга. В 2012 г. на компанию Saudi Aramco была совершена кибератака. Компания не стала оглашать данные о том, кто ответственен за кибератаку. Однако США обвинили в нападении Иран, несмотря на отсутствие доказательств31. Другими словами, низкая слабая доказательная база относительно причастности к кибератаке может служить дополнительным фактором для обострения напряженности между государствами.
29. Минобороны Британии пригрозило России атаками тысяч хакеров // Взгляд [Электронный ресурс]. URL: >>>> ? (дата обращения: 30.06.2023).

30. Бойко С. Угрозы международной информационной безопасности в условиях новой технологической реальности // Международная жизнь. Март 2022 [Электронный ресурс]. URL: >>>> (дата обращения: 30.06.2023).

31. Saudi Aramco скрывает имена ответственных за кибератаки на системы компании. США обвиняет Иран // SecurityLab.ru (by Positive Technologies) [Электронный ресурс]. URL: >>>> (дата обращения: 30.06.2023).
15 Несмотря на всю опасность, исходящую из киберсреды, она нередко имеет завышенный характер. В основном кибератаки носят перманентный характер и вызывают лишь определенную дипломатическую напряженность между странами. Безусловно, есть и единичные случаи, когда злонамеренные действия в виртуальной среде перерастали в кинетическую форму конфликта. Так, в 2019 г. кибератака со стороны ХАМАС (Харакат аль-Мукаввама аль-Исламия) на Израиль привела к ответу авиаударом по палестинской территории32. Данный случай стал первым в истории, демонстрирующим переход от виртуального конфликта к кинетическому. Однако в рамках данного кейса стоит учитывать всю специфику взаимоотношений между Израилем и Палестиной, прежде чем завышать значимость информационного фактора. Конфликт между данными двумя акторами длится не одно десятилетие, поэтому стоит учитывать иные интересы Израиля в проведении авиаудара. Другими словами, как отмечалось ранее, киберконфликт в данном случае носил больше попытку намеренного обострения отношений. Более того, Израиль и Палестина – неравновесные игроки на мировой арене, что и определило низкий порог перехода конфликта из виртуальной формы в кинетическую.
32. Бомбежка в ответ на кибератаку: прецедент создан // D-Russia.ru [Электронный ресурс]. URL: >>>> (дата обращения: 30.06.2023).
16 Помимо основных направлений отдельным видом конфликтов в информационном пространстве могут сложить «кибернетизированные конфликты» (cybered conflict), которые, по мнению К. Демчака, связаны с обеспечением государствами безопасности собственных социально-технико-экономических систем (СТЭС), которые сегодня тесно связаны с технологиями больших данных. Главной целью такого конфликта является «агрессивное получение доступа к данным противника, с целью обеспечения предвидения»33. Подобные конфликты, в свою очередь, вызывают противостояния иного толка.
33. Demchak C.C. Cybered conflict, Hybrid war and informatization war // The Routledge Handbook of International Cybersecurity ed. Eneken Tikk and Mika Kerttunen. Abingdon: Routledge, 2020. P. 38–39.
17 Во-первых, страны стремятся обезопасить свои СТЭС за счет развития собственной технологической базы. В 2020 г. Генеральный прокурор США прямо выступил против китайской технологии 5G, которая, по его мнению, может стать причиной угрозы для данных, передаваемых китайскими вышками34. Дополнительно подчеркивалось, что данная технология может стать рычагом давления в руках КНР, которая, если захочет, сможет в любое время отключить страны от доступа к своим технологиям35. В результате на Китай были наложены санкции, которые на время приостановили развертывание вышек связи нового поколения не только в Америке, но и в других странах, включая саму КНР36.
34. Attorney General William P. Barr Delivers the Keynote Address at the Department of Justice’s China Initiative Conference // The United States Department of justice. February 6. 2020. [Электронный ресурс] URL: >>>> (дата обращения: 30.06.2023).

35. Ibid.

36. Санкции США против Huawei остановили развертывание 5G в Китае // Хайтек+ [Электронный ресурс]. URL: >>>> (дата обращения: 30.06.2023).
18 Во-вторых, каждая из стран стремится создать собственную модель управления информационным пространством. Примером китайской инициативы в этом направлении служит проект «Цифрового шелкового пути», который направлен на продвижение китайского цифрового оборудования за рубежом, что закладывает основу для «продвижения и легитимации на глобальном уровне китайских подходов по управлению Интернетом»37. Однако, если США на данный момент нацелены в схожей политике на своих европейских партнеров, Китай нацелен на страны, которые отстают в цифровом развитии. КНР прямо заявляет, что ее историческая ответственность – способствовать повышению кибербезопасности развивающихся стран38. Другими словами, в настоящее время открывается своего рода возможность противостояния инициатив по управлению информационным пространством: авторитарной и демократической. Какой из подходов будет лидирующим, покажет лишь время.
37. Нежданов В. Цифровой Шелковый путь: возможности и вызовы для постсоветской Евразии // Евразия Эксперт [Электронный ресурс]. URL: >>>> (дата обращения: 30.06.2023).

38. Zhang Li People's Republic of China/ Seven cybersecurity considerations // The Routledge Handbook of International Cybersecurity ed. Eneken Tikk and Mika Kerttunen. Abingdon: Routledge, 2020. P. 272.
19 Безусловно, разновидности конфликтов в информационном пространстве редко существуют сами по себе. Например, как уже отмечалось ранее, кибератаки нередко могут служить дополнительным инструментом для политико-идеологического воздействия на оппонента. Более того, на современном этапе противоборство в информационном пространстве во многом можно считать лишь сопровождающим иные формы конфликтов фактором. Однако проблематика противостояния, связанная со СТЭС, в наши дни открывает новый вектор для конфликтного поведения между ведущими странами мира. И на фоне этого ключевым вопросом современности является поиск той грани, когда виртуальное противостояние может приобрести реальное воплощение. Однако это уже тема для отдельного исследования.

References

1. Aktual'nye kiberugrozy: itogi 2021 goda // Positive Technologies [Elektronnyj resurs]. URL: https://www.ptsecurity.com/ru-ru/research/analytics/cybersecurity-threatscape-2021/ (data obrashcheniya: 30.06.2023).

2. Bojko S. Ugrozy mezhdunarodnoj informacionnoj bezopasnosti v usloviyah novoj tekhnologicheskoj real'nosti // Mezhdunarodnaya zhizn'. Mart 2022. [Elektronnyj resurs]. URL: https://interaffairs.ru/jauthor/material/2453 (data obrashcheniya: 30.06.2023).

3. Bombezhka v otvet na kiberataku: precedent sozdan // D-Russia.ru [Elektronnyj resurs]. URL: https://d-russia.ru/bombyozhka-v-otvet-na-kiberataku-pretsedent-sozdan.html (data obrashcheniya: 30.06.2023).

4. ZHizhek S. O nasilii / Per. s angl. Smirnov A., Lyamina L. M.: Evropa, 2010.

5. Zinov'eva E.S. Mezhdunarodnaya informacionnaya bezopasnost': problemy mnogostoronnego i dvustoronnego sotrudnichestva: monografiya / Moskovskij gosudarstvennyj institut mezhdunarodnyh otnoshenij (universitet) Ministerstva inostrannyh del Rossijskoj Federacii, Centr mezhdunarodnoj informacionnoj bezopasnosti i nauchno-tekhnologicheskoj politiki, kafedra mirovyh politicheskih processov. M.: MGIMO-Universitet, 2021.

6. Individual'naya i kollektivnaya pamyat' v cifrovuyu epohu: Kollektivnaya monografiya / Pod red. E.O. Trufanovoj (otv. red.), N.N. Emel'yanovoj, A.F. YAkovlevoj. M.: Akvilon, 2022.

7. Krutskih A.V. Mezhdunarodnaya informacionnaya bezopasnost': teoriya i praktika: v 3 tomah. T. 1: uchebnik dlya studentov vuzov. M.: Aspekt Press, 2021.

8. Kuman'kov A.D. Sovremennye klassiki teorii spravedlivoj vojny: M. Uolcer, N. Foushin, B. Orend, Dzh. Makmahan. SPb.: Aletejya, 2021.

9. Lancov S.A. Politicheskaya konfliktologiya: Uchebnoe posobie / Pod red. S. Lancova. SPb.: Piter, 2008.

10. Lemer L.G. Informacionnaya vojna protiv Rossii. CHast' 1. Konstruirovanie obraza vraga. M.: Pervoe ekonomicheskoe izdatel'stvo, 2020.

11. Manojlo A.V. Psihologicheskie operacii v sovremennyh mezhdunarodnyh konfliktah: Analit. obzory RISI / Ros. in-t strategich. issled. 2003. ¹ 2 (23).

12. Minoborony Britanii prigrozilo Rossii atakami tysyach hakerov // Vzglyad. [Elektronnyj resurs]. URL: https://vz.ru/news/2021/10/4/1122274.html? (data obrashcheniya: 30.06.2023).

13. Nezhdanov V. Cifrovoj SHelkovyj put': vozmozhnosti i vyzovy dlya postsovetskoj Evrazii // Evraziya Ekspert. [Elektronnyj resurs]. URL: https://eurasia.expert/tsifrovoy-shelkovyy-put-vozmozhnosti-i-vyzovy-dlya-postsovetskoy-evrazii/ (data obrashcheniya: 30.06.2023).

14. Plotnikov A.A. Problema informacionnogo konflikta v sovremennom obshchestve // Prepodavatel' HKHI vek. 2014. ¹ 2. S. 361–367.

15. Romashkina N.P., Markov A.S., Stefanovich D.V. Mezhdunarodnaya bezopasnost', strategicheskaya stabil'nost' i informacionnye tekhnologii / Otv. red. A.V. Zagorskij, N.P. Romashkina. M.: IMEMO RAN, 2020.

16. Sankcii SSHA protiv Huawei ostanovili razvertyvanie 5G v Kitae // Hajtek+ [Elektronnyj resurs]. URL: https://hightech.plus/2020/08/25/sankcii-ssha-protiv-huawei-ostanovili-razvertivanie-5g-v-kitae (data obrashcheniya: 30.06.2023).

17. Ustav OON (polnyj tekst) // Organizaciya Ob"edinennyh Nacij. [Elektronnyj resurs]. URL: https://www.un.org/ru/about-us/un-charter/full-text (data obrashcheniya: 30.06.2023).

18. Fedorov A.V. Informacionnaya bezopasnost': politicheskaya teoriya i diplomaticheskaya praktika: monografiya. M.: MGIMO-Universitet, 2017.

19. Attorney General William P. Barr Delivers the Keynote Address at the Department of Justice’s China Initiative Conference // The United States Department of Justice. February 6, 2020. [Elektronnyj resurs]. URL: https://www.justice.gov/opa/speech/attorney-general-william-p-barr-delivers-keynote-address-department-justices-china (data obrashcheniya: 30.06.2023).

20. Brown G.D. International law and cyber conflict // The Routledge Handbook of International Cybersecurity ed. Eneken Tikk and Mika Kerttunen. Abingdon: Routledge, 2020. P. 366–379.

21. Chernobrov D. Diasporas as cyberwarriors: infopolitics, participatory warfare and the 2020 Karabakh war // International Affairs. 2022. Vol. 98. Issue 2. P. 631–651.

22. Demchak C.C. Cybered conflict, Hybrid war and informatization war // The Routledge Handbook of International Cybersecurity ed. Eneken Tikk and Mika Kerttunen. Abingdon: Routledge, 2020. P. 36–52.

23. Doowan Lee. The United States Isn’t Doomed to Lose the Information Wars // Foreign Policy [Elektronnyj resurs]. URL: https://foreignpolicy.com/2020/10/16/us-election-interference-disinformation-china-russia-information-warfare/ (data obrashcheniya: 30.06.2023).

24. Libicki M.C. The convergence of information warfare // Information warfare in the age of cyber conflict / Ed. by C. Whyte, A.T. Thrall, B.M. Mazanec. New York: Routledge, 2020. P. 15–27.

Comments

No posts found

Write a review
Translate