Везде
Norms and normalization in cyberspace: post-conventionality or lawlessness? (“Melian Dialogue” on Cyber Law)
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
Norms and normalization in cyberspace: post-conventionality or lawlessness? (“Melian Dialogue” on Cyber Law)
Annotation
PII
S258770110024830-5-1
DOI
10.18254/S258770110024830-5
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Alexander Fyodorov 
Occupation: Associate Professor
Affiliation:
State Academic University for the Humanities
Moscow State Technical University
Address: 26 Maronovsky st., 119049 Moscow, Russian Federation; 5 bld. 4, Baumanskaya Str., 105005 Moscow, Russian Federation
Edition
Volume 7 № 1
Abstract

Since the end of the 20th century, the Russian Federation has proclaimed the creation of an international information security system based on a global agreements under the auspices of the UN as one of the general directions of its policy in the field of international security. In turn, the United States put forward its own initiative to develop and adopt norms and rules for the conduct of states in the cyber sphere. The article notes that official Washington, with the support of a number of Western countries, managed to standardize its system of rules without international legitimation, using the peculiarities of the political situation and the willingness of Russia and the SCO countries to compromise, as well as replacing the global problem of information security for the post-industrial society with a question based on national interest. cybersecurity. The article concludes that, despite the fact that the issues of norms and normalization have been worked out quite deeply within world science, the argument put forward by the American expert community ignores generally accepted scientific results and promotes the ideas of post-democracy, interpreted in a specific way.

Keywords
international security, information security, cyber security, post-democracy, post-conventionality
Acknowledgment
The article was prepared within the framework of the state task of the GAUGN "Digitalization and the formation of a modern information society: cognitive, economic, political and legal aspects". Registration number NIOKTR 123022000042-0. Subject code FZNF-2023-0004. Subject registration number 1022040800826-5-5.2.1;6.3.1;5.9.1.
Received
01.12.2022
Date of publication
31.03.2023
Number of purchasers
13
Views
277
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf
Additional services access
Additional services for the article
Services benefits
100 RUB / 1.0 SU
1

При обсуждении на заседании Совета безопасности России новой редакции «Основ государственной политики в области международной информационной безопасности» Президент Российской Федерации предложил «разработать и согласовать универсальные, справедливые для всех правила ответственного поведения государств в информационном пространстве с четкими и внятными критериями допустимых и недопустимых действий», а также придать этим правилам «юридически обязательный характер». При этом президент добавил, что Россия выступает «за незыблемость цифрового суверенитета государств», то есть право стран самим вырабатывать законодательство в информационной сфере1.

1.Заседание Совета Безопасности РФ 26 марта 2021 года. URL: http://www.kremlin.ru/events/president/news/65231  
2 Немного истории
3 Вопрос выработки единых норм и правил поведения государств в информационном пространстве был впервые официально поднят за 10 лет до этого события, причем практически одновременно Москвой и Вашингтоном.
4 2 июня 2011 г. вступило в силу Соглашение между правительствами государств — членов Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) о сотрудничестве в области обеспечения международной информационной безопасности. Соглашение определило целью работы на этом направлении заключение под эгидой ООН договора о международной информационной безопасности. В рамках его выполнения страны ШОС по инициативе России 12 сентября того же года вынесли на 66 сессию Генеральной ассамблеи ООН в качестве официального документа «Правила поведения в области обеспечения международной информационной безопасности».
5 Однако для Генассамблеи этот шаг остался практически незамеченным. Сразу просматривались две причины: во-первых, инициатор – Россия, во-вторых, это преподносилось как шаг на пути к глобальному договору.
6 Отношение Вашингтона к заключению любой формы договора по МИБ было изначально негативным: американские делегации на всех форумах вычеркивали из проектов обсуждаемых документов любое упоминание о таком виде нормативирования отношений в информационном пространстве, пока не нашли приемлемую для них форму – правила поведения государств в киберпространстве. По публично приводимому мнению США, правила поведения государств могут стать более гибким механизмом, выступать промежуточным звеном между строгим договором и полным бездействием. Они могут существовать параллельно с законами, но в условиях быстрых изменений в вооружениях и технологиях, применимых в целях войны, будут более динамичны и легче актуализируемы в рамках действующего правового поля.
7 На тот момент Главным документом, определяющим в стратегическом плане международные позиции Вашингтона, была презентованная лично президентом США Бараком Обамой 31 мая 2011 года «Международная стратегия США для киберпространства»2. Документ соответствовал основной цели США в киберсфере: «глобальной работе по развитию открытой, легкодоступной, безопасной и надежной IT-инфраструктуры, которая поддерживала бы международную коммерческую деятельность, обеспечивала бы должный уровень безопасности и поощряла самовыражение и использование новейших технологий». Его важность определена в изданной Обамой в октябре 2012 г. Директиве PPD-203, определившей, что «все действия правительства Соединенных Штатов в киберпространстве согласуются с принципами, изложенными в мае 2011 г. в Международной стратегии для киберпространства» (к таким действиям PPD-20 относит в том числе наступательные и оборонительные сетевые операции). Международным механизмом реализации Стратегии призваны были стать включенные в документ правила поведения государств в киберпространстве4.
2.  International Strategy for Cyberspace. Prosperity, Security, and Openness in a Networked World. // Wight House, Washington, DC, May 2011. Stabl URL: https://obamawhitehouse.archives.gov/sites/default/files/rss_viewer/international_strategy_for_cyberspace.pdf.

3.  Подписанная Б. Обамой в октябре 2012 года как секретная Политическая Директива Президента США / PPD-20 (President Policy Directuve /PPD-20) «Политика киберопераций США» (“U.S. Cyber Operations Policy”) была обнародована 7 июня 2013 года бывшим аналитиком  АНБ Эдвардом Сноуденом. URL: >>>>

4.  Использованное в нем определение Киберпространства как «глобальной области в информационной среде, состоящей из взаимозависимых сетей инфраструктур информационных технологий и резидентных данных, включая Интернет, телекоммуникационные сети, компьютерные системы и встроенные процессоры и контроллеры» (“A global domain within the information environment consisting of the interdependent networks of information technology infrastructures and resident data, including the Internet, telecommunications networks, computer systems, and embedded processors and controllers”) закреплено в PPD-20 как основное для использования в государственных документах США. Оно вошло также в подготовленный разведывательное сообщество (РС) США к президентским выборам 2020 г. «для лучшей синхронизации коммуникаций за счет нормализации кибертерминов, используемых РС, должностными лицами на выборах и, возможно, средствами массовой информации». Лексикон. URL: >>>>
8 Если суть подхода ШОС (в варианте 2011 года – потом документ «дорабатывался») можно свести к формуле «кто виноват, тот и отвечает», то предлагаемые в Стратегии правила поведения государств несли другую формулу «кто бы ни был виноват, отвечает его государство». Причем таковым государством, естественно, могло быть только одно из тех, кого не относят к демократическим. Весь контент предложений США и дальнейшего обсуждения нес одну мысль: демократические страны не могут нарушать правила, поэтому если такие действия и будут де сделаны их физическими или юридическими лицами, то государства в этом замешаны быть не могут и вопрос должен быть перенесен в область морали или криминальную сферу. Приведенные в 3-й части настоящей статьи мысли М. Либицки подтверждают веру американцев в истинность такого подхода. У недемократических стран все наоборот: государство все контролирует, а значит, должно за все отвечать.
9 Положения Стратегии полностью соответствовали интенции применимости существующих норм международного права к сфере отношений в киберпространстве. Оставалось проработать вопрос, как и в каком виде эти нормы следует применять, в том числе в контексте фундаментальных свобод, уважения права частной собственности, права на доступ к информации, сохранения тайны личных данных, права на защиту и самозащиту от киберпреступлений.
10 Утвержденная Обамой Стратегия и подход к регламентации поведения в киберпространстве были реализованы в докладах Группы правительственных экспертов (ГПЭ) ООН по МИБ5 20136 и 2015 годов7. Предложенные в них меры укрепления доверия, наращивания потенциала и, главное, норм, правил и принципов ответственного поведения государств, призванные якобы способствовать обеспечению открытой, безопасной, стабильной, доступной и мирной информационной сферы, фактически перевернули отношение к международному праву в контексте МИБ. В целях дипломатического компромисса шосовские правила были доработаны и в обновленной редакции, максимально приближенной к американским распространены 9 января 2015 года на 69-й сессии Генассамблеи ООН и упомянуты в докладе 2015 г.
5.  Следует отметить, что, хотя мандат ГПЭ предусматривал рассмотрение вопросов международной информационной безопасности, включенные в доклады правила относились к киберпространству, на что никто почему-то не обратил внимания.

6.  Доклад Группы правительственных экспертов по достижениям в сфере информатизации и телекоммуникаций в контексте международной безопасности (Документ ГА ООН А/68/98 от 24 июня 2013 г.).

7.  Доклад Группы правительственных экспертов по достижениям в сфере информатизации и телекоммуникаций в контексте международной безопасности (Документ ГА ООН А/70/174 от 22 июля 2015 г.).
11 Как отметила позже бессменный правительственный эксперт США в упомянутой ГПЭ ООН М. Маркоф (Michele G. Markoff), доклад 2015 года является вершиной «прогресса, достигнутого ГПЭ»8. Формально это так, поскольку его положения были адаптированы не только профильными резолюциями Генеральной Ассамблеи ООН 2015–2020 годов, но практически всеми последующими международными форумами, на которых затрагивались вопросы МИБ, в том числе саммитами G7 и G20. Принятые на них документы де-факто включили в международное правовое поле приведенное в Докладе ГПЭ признание применимости существующих международных правовых норм к действиям государств в информационном пространстве, нормативировали предложенные правила поведения государств и, несмотря на декларированную добровольность, сделали их исполняемыми и соответственно контролируемыми нормами. Это, в частности, позволило Б. Обаме подписать 28 декабря 2016 г. обращение к Конгрессу с предложением о введении санкций против России9, опираясь именно на тезис о нарушении ею международных норм поведения в киберпространстве. Как известно, санкции были введены и действуют до сих пор.
8.  Explanation of Position at the Conclusion of the 2016–2017 UN Group of Governmental Experts (GGE) on Developments in the Field of Information and Telecommunications in the Context of International Security – United States Department of State International Security Remarks Michele G. Markoff, Deputy Coordinator for Cyber (позже исполняла обязанности координатора по кибервопросам Госдепартамента США). Stabl URL :  >>>> .

9.  Taking Additional Steps to Address the National Emergency With Respect to Significant Malicious Cyber-Enabled Activities. Executive Order 13757 of December 28, 2016 Federal Register Presidential Documents Vol. 82. No. 1. Tuesday, January 3, 2017.
12 Хотя мировое сообщество проигнорировало шаги ШОС в направлении нормативирования информационного пространства, предпочтя им «пинок» Вашингтона, идея не была забыта. Разработка под эгидой ООН Правил ответственного поведения в информационном пространстве как промежуточная на пути к всеобъемлющему Договору цель политики стран Шанхайской организации сотрудничества была отражена в Астанинской 2017 г. и последующих декларациях саммитов глав государств – членов Организации. Стабильно этот тезис присутствует и во всех российских политических документах, касающихся вопросов МИБ.
13 В чем же причина такой политики? Почему Вашингтон, не замечая предложений стран ШОС, идет вроде в том же направлении, но своим, отрицающим российские предложения путем? Или это был известный в теории политический ход: не можешь противостоять движению – возглавь его?
14 Немного теории
15 Как писал Мишель Фуко, норма – это понятие и полемическое, и политическое10. Понятия нормальности и нормализации в разных дисциплинах определены по-разному, что делает их по существу спорными и зависящими от семантических интерпретаций. Нормальное ассоциируется с обычным, средним и приемлемым положением дел, тогда как нормальность – с установленным порядком, стабильностью (неизменностью) и приемлемостью. Соответственно, нормализация означает процесс и набор методов, инструментов и механизмов, используемых для установления, восстановления или поддержания нормальной (соответствующей установленным нормам) жизни. Постоянная борьба за нормализацию приводит к изменению значения того, что являлось обычным в политической сфере. В лучшем случае изучение практики нормализации проливает свет на конкурирующие обоснования и технологии действия в мире.
10.  Фуко M. Ненормальные: Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1974–1975 учебном году. СПб.: Наука, 2005. С. 72–73 и др.
16 Нормативирование как разработка и установление норм широко изучается в дисциплинах прикладных наук, что обеспечивает благодатную почву, на которой строятся процессы нормализации в мировой политике, хотя нередко в эйфории построения прагматических и даже механистических конструктов их авторы приходили к ошибочным политическим выводам и принуждениям к тому, что принуждающими декларировалось как норма для принуждаемого. Точными, хотя не из области политики примерами могут рассматриваться дрессировка животных и воспитание детей, когда на определенном этапе принуждаемый не понимает, для чего ему предлагается исповедовать те или иные, не свойственные его привычкам и миропониманию, а потому неудобные правила и нормы, и воспринимает предпринимаемые в отношении него действия как насилие. Такие в целом грубые примеры дают, однако, возможность понять зависимость восприятия конкретных норм и нормализации в разных социальных слоях и этносах. Что близко и понятно воспитанному в условиях постмодерна представителю Старого света, трудно воспринять коренному жителю Океании или Центральной Африки.
17 Дискурс о нормальности и нормализации многократно использовался на международных площадках для оправдания вмешательства во внутренние дела государств, пострадавших от конфликтов или стихийных бедствий. Например, в Косово мандат миссии ООН заключался в построении нормального общества; в Афганистане нормальность взаимозаменяемо использовалась как мера мира, стабильности и постконфликтного восстановления; а нормализация в Грузии понимается Европейским союзом как инструмент управления конфликтом и стабилизация, в отличие от России, видящей в ней процесс социального восстановления после «революции роз» и операции по принуждению к миру. Постепенно призывы к нормальности приобретают все большее значение в политических дискурсах по целому ряду проблем, от террористических нападений и затяжных насильственных конфликтов до стихийных бедствий, вызванных изменением климата, ростом популизма и вспышками пандемий. Стала ли нормализация еще одним глобальным обоснованием для разработки и регулирования многочисленных форм международных нормализующих вмешательств и обоснования права на такое вмешательство?
18 Несмотря на нормативный и космополитический резонанс таких вмешательств, формально и в исторической перспективе направленных на содействие миру, справедливости, развитию и порядку, международный нормализующий порядок вызывает серьезные споры. В принципе, нормализующие вмешательства сформулированы как путь создания сообщества государств, разделяющих общие ценности и интересы и управляемых общим набором правил, и институтов. Такое сообщество может показаться разумным результатом, но весьма проблемным является то, как оно сформируется, какие методы вмешательства оно легитимирует, а также кто и от кого получил полномочия для их осуществления и какой ценой. Нормальность, которую западные государства считают желательной в одной части мира, может не считаться таковой в другой его части. Дифференцированный взгляд на то, что представляет собой нормальность, – определяющая черта современной мировой политики. Сам процесс нормализации «неспокойных обществ» усиливает и создает иерархические отношения и неравномерную динамику власти между государствами и обществами. Более того, практика нормализации в мировой политике указывает на сложные дисциплинарные системы, которые сдерживают государственную независимость и регулирование поведения как во внутренних, так и во внешних делах, тем самым выявляя тенденции того, что Фуко назвал глобальной карцеральностью11, и развитие того, что тот же Фуко называл «послушным телом»12, а М. Корбет13 со ссылкой на Х. Герца (Hans Gerth) и К.Р. Милса (C. Wright Mills)14 – «внутренними кнутами» (internal whips).
11.  Foucault M. “Technologies of the Self”. In Technologies of the Self: A Seminar with Michel Foucault, edited by L. Martin, H. Gutman, and P.H. Hutton, 16–49. Amherst: University of Massachusetts Press, 1988.

12.  Michel Foucault. Surveiller et punir: naissance de la prison, Gallimard, 1975.

13.  Corbett M. “Docile Bodies”. In Encyclopedia of Case Study Research, edited by A.J. Mills, G. Durepos, and E. Wiebe. Vol. 1. P. 315–318. London: SAGE, 2012. ISBN: 9781506320274, P.315 Available at: >>>>

14.  Gerth H., & Mills C.W. Character and social structure. New York: Harcourt Brace, 1954.
19 В целом политика нормализации воплощает аспекты символического насилия в понимании М. Фуко, поскольку эта политика закрепляет тенденцию к подчинению посредством навязывания постепенной интернационализации и принятия определенных дискурсов, идей и структур, которые имеют сдерживающие и контролирующие результаты. Норма становится насильственной и узаконивает насилие, когда она натурализуется или когда она навязывает модель нормальности, которая изображается как естественная, объективная, внеисторическая и универсальная, а не сконструированная, возможно, на базе культурно исторически и ментально обусловленного опыта. Сопротивление такому навязыванию вполне ожидаемо и сопутствует традиционному взгляду на власть.
20  Нормализация осуществляется с помощью двойного вмешательства: конструирование ненормального с помощью внедрения в дискурс предвзятого представление о том, что должно быть нормальным, и навязывания новых значений и практик нормальности путем предписания того, что должно быть нормальным15. В международных правоотношениях и вульгарной политологии эти понятия в основном использовались как нарочитые эвфемизмы понятий «мир», «стабильность», «безопасность» и «порядок», а также становления и восстановления мирных отношений между государствами и внутри государств, пострадавших от войны, стихийных бедствий, социальных катаклизмов и других событий, которые в обществе считаются неприемлемыми. Другими словами, нормальность ассоциируется с хорошим и желаемым положением дел, с чем-то, к чему нужно стремиться в целом, что соответствует уже кем-то и где-то проверенным нормам. Как форма и устав в армии символизируют порядок и уверенность в завтрашнем дне.
15.  Visoka G., Lemay-Hébert N. Normalization in World Politics // University of Michigan Press. 2022. DOI: >>>> . URL: >>>>
21 Два основных направления в исследованиях нормализации – проблемы насилия и девиантности – сыграли ключевую роль в понимании зависимости процессов нормализации от их легитимации через социальные образы, а также того, что приемлемо и неприемлемо в политике.
22 Вклада М. Фуко в разработку первого направления мы уже коснулись. Обратившись в 70-х годах ХХ века к проблеме нормализующего дискурса, Фуко пришел к выводу, что рычаги нормализации в социуме позволили захватить и вытеснить элементы не только политической, но и правовой сферы. Практика нормализации превратилась в инстанцию контроля над ненормальным16.
16.  Les Anormaux. Cours au College de France (1974–1975) P.: “Seuil”; “Gallimard”, 1999. Пер.: Фуко М. Ненормальные: Курс лекций, прочитанных в Колледже де Франс в 1974–1975 учебном году. СПб.: Наука, 2004.
23 Опираясь на аналитику Фуко, Г. Висока и Н. Лемей-Эбер – авторы одной из последних известных нам публикаций в этой области «Нормализация в мировой политике»17 – исследуют нормализацию как наиболее «продвинутую» форму вмешательства путем навязывания дискурса о том, что государствам следует считать нормальным и ненормальным в своем и других обществах.
17.  Visoka G., Lemay-Hébert N.. Normalization in World Politics // Published by: University of Michigan Press . 2022 Stable URL: >>>> , >>>>
24 То, что является нормальным, зависит от точки зрения на отношения, и понятно, что у субъекта и объекта нормализации они не совпадают; поэтому единой позиции о нормальности достичь едва ли возможно. Мало того, понимание нормальности зависит от декларируемой и фактической целей и дискурсивных рамок, которые существуют в целевых сообществах. Поэтому ниже мы не выделяем какое-либо определенное понимание того, что является нормальным и что должно представлять собой нормальность. Вместо этого, оставаясь в рамках проблематики информационной и кибербезопасности, мы пытаемся проблематизировать дискурсы и практики нормализации, существующие в мировой политике и связанные с навязыванием, восстановлением или принятием норм жизни в странах и сообществах, помеченных в рамках того или иного дискурса или его отдельными участниками как ненормальные.
25 Практики нормализации глубоко переплетены с дискурсивным знанием и позициями его участников. Мотив для нормализации может корениться в политических, идеологических или экономических интересах, может быть реакцией на внешние события и процессы, которые вызывают необходимость вмешательства для установления или восстановления норм, поддерживаемых отдельными государствами или объединениями, или может сосуществовать в том числе в конфликте с другим пониманием норм жизни и международных отношений. Цель и применяемые технологии нормализации соответствуют тому, как, на какой основе, в какой идеологии оформляются те поведенческие реалии, которые квалифицируются как аномалия. И напротив, как, кем и на какой основе вырабатываются правила, рассматриваемые основными акторами процесса нормативирования межгосударственных и международных отношений к конкретной области. Эти соответствия лежат в основе парадокса избирательного понимания нормальности и аномальности и зачастую, как показывает история, реализуются в рамках политики с позиции силы в форме «Мелианского диалога»18.
18.  «Мелианский (Мелосский) диалог» – отрывок, содержащийся в «Истории Пелопоннесской войны» Фукидида, который описывает противостояние о. Мелос (находился в южной части Эгейского моря) и Афин в 416–415 гг. до н.э. В центре повествования – переговоры между афинянами и мелианцами перед осадой. Афиняне прямо заявили мелианцам, что Афинам нужен Мелос для своих политических целей, и отказались обсуждать любые доводы и предложения мелианцев, оставив тем выбор – смерть или рабство. В западных курсах политической истории его преподносят как классический пример политического реализма. По сути же это литературный эвфемизм «политики с позиции силы» (См.: Кессиди Ф.Х. «Мелосский диалог» или политика с позиции силы // Философия и общество. Волгоград. 2007. № 2. С. 119–127).
26 В условиях постнормальности сильные и суверенные государства рассматриваются как проблематичные, поскольку они бросают вызов доминирующим державам и, следовательно, способны противостоять внешним нормам и правилам. Воспринимаемый изначально как условие силы, суверенитет становится слабостью, которая представляется другими как ненормальность и может мобилизовать их на нормализацию первых, дискурсивно и с помощью других дипломатических или принудительных методов. Аномализация позволяет проводить мероприятия по нормализации. Повторяющийся процесс продлевает состояние ненормальности, потому что чем менее суверенным является государство, тем больше вероятность того, что оно будет неуважаемым и ненормальным со стороны других государств и, следовательно, станет объектом внешнего вмешательства. Глобальные структуры стремятся дисциплинировать не поддерживающие их государства, оптимизировать их возможности для самообеспечения, обуздать их суверенитет, повысить их полезность и послушание и интегрировать их в неолиберальную экономическую систему. Аномализация создается, легитимируется и поддерживается в мировом сообществе посредством признания поведения тех или иных его членов противоречащим международному обычному праву в той его части, которая отвечает политическим или экономическим интересам упомянутых акторов, формализуется в протоколах и решениях сообществ или инстанций, в которых эти акторы имеют доминирующие позиции. 
27 Разной степени вмешательству традиционно подвергаются несуверенные в классическом смысле государства и в конечном итоге, следуя за ведущими странами, становятся периферийными членами альянсов. Теряя контроль над своей внешней политикой, они подчиняются наднациональным режимам, которые контролируют и управляют интернализацией норм во имя, например, международного сотрудничества, демократической сплоченности или надлежащего управления. Короче говоря, сама цель нормализации делает определенные действия аномальными, что служит оправданием вмешательства и поддержания неравных отношений власти, как правило, основанной на силе. Власть авторитета в таких контекстах аномальна как факт.
28

Отправной точкой процесса нормализации является то, что основы ценностей, которые до тех пор считались важными и продвигались на международных форумах, размываются новыми профилями нормативного оспаривания. Это мы ярко видим в развитии европейских процессов от поиска идентичности до брекзита19. И так же, как в процессах воспитания, он начинается с оспаривания.

19.  Normative contestation in Europe: Implications for the EU in a changing global order (EU-NORMCON). From January 1, 2017 to December 31, 2020. URL: http://normcon.eu   
29

Теоретики демократии исходят из предпосылки, что оспаривание, то есть противодействие определенным навязываемым или уже существующим нормам, является фундаментальным аспектом демократии: отсутствие оспаривания, то есть ситуация, в которой не выражается политическое несогласие, несовместима с каким-либо значимым стандартом демократии. В таком понимании оспаривание, или состязательность, является постоянным динамичным социальным явлением. Общественное оспаривание является ключевым аспектом «обычной» политики в демократических системах, институционализированным на национальном уровне ландшафтом идеологически расходящихся политических партий. Его успешность определяется потенциалом политического, экономического или силового влияния заинтересованных стран, что обеспечивает средства для формирования и поддержания ориентированных дискурсов и создания необходимых коалиций сторонников.
30 Глубокие философские связи обнаруживает в нормативизации польская исследователь Дората Едликовска20. По ее оценке, термин «нормативизация» по сути обозначает поддержку желательных способов мышления и поведения, которые гарантируют, что формирование нормативной реальности подчиняется определенным стандартам. «Такие понятия, как знание, смысл, а также добродетель и справедливость, имеют нормативное измерение, поскольку они говорят нам, что подумать, что сказать, что делать и кем быть»21. Она же отмечает, что нормативность можно отождествить с рациональностью, потому что любой критерий рациональности оправдывает определенный вид нормативности, в частности явно видимые утилитаризм, инструментализм, этический морализм. Проще говоря, нормативность, по ее мнению, в котором она опирается на мнение А. Кларка22, может быть заменена позиционностью в постмодернистском мире, в противном случае следует говорить о ситуационной нормативизации, то есть о том, что не существует стабильной формы нормативности, которая отвечала бы всем связанным с этим ожиданиям и удовлетворяла потребности всех вовлеченных субъектов. 
20.  Jedlikowska D. Normativisation and its processes as seenfrom the neo-functional perspective: Towards science governance // Zarządzanie Publiczne. 2016. No. 4 (38). URL: doi.org./doi: 10.15678/ZP.2016.38.4.01.

21.  Ibid.

22.  Clarke A.E. (2003). Situational analyses: Grounded theory mapping after the postmodern turn // Symbolic Interaction. 2003. No. 4. P. 553–576.
31 Формализация нормативности как узаконенного и институционализированного набора норм может оказаться внутренне противоречивой, а вовлеченные субъекты могут демонстрировать и применять различные ситуационно обусловленные ценности и стандарты поведения. Во-первых, источники нормативности больше не могут восприниматься как стабильные и определенные; во-вторых, достижение нормативности может быть поставлено под сомнение; и, в-третьих, эффекты институционально введенной нормативности не могут достичь целей, предписанных ранее. Следовательно, заключает Д. Едликовска, весь процесс нормативизации может оказаться нестабильным, противоречивым и постнормальным в смысле ориентации вовне на принятые другими ценности.
32 В контексте настоящей работы весьма интересным может стать приложение взглядов Юргена Хабермаса, согласно которым современное общество следует рассматривать как постконвенциональное, что предполагает отождествление с интересами участников23. Такой подход говорит в пользу того, что рациональная нормативизация основывается на легитимности правил и инициатив (понятий), а не на нормах законности. Процесс рематериализации права также влияет на управление, которое становится ориентированным более предметно и целенаправленно наряду с множеством дискурсов, в которые вовлечены многие системные участники постконвенциональной эпохи. 
23.  Habermas J. Communication and the Evolution of Society. Boston: Beacon, 1979; Habermas J. Democracy in Europe Why the Development of the European Union into a Transnational Democracy is Necessary and How it is Possible // ARENA Centre for European Studies. Oslo. ARENA Working Paper 13/2014 (online). ISSN 1890-7741 URL: www.arena.uio.no
33 И практика
34 Появление и применение американцами ядерного оружия в 1945 году показали катастрофу, которую повлечет за собой следующая большая война. Кризис 1962 года убедил мировых лидеров не играть с огнем и сесть за стол переговоров в целях выработки системы международных норм контроля над вооружениями и правил поведения при урегулировании конфликтов. Однако прошедшие с подписания Договора о нераспространении ядерного оружия 70 лет показали, что не присоединившиеся к нему страны (Израиль, Индия, Пакистан и КНДР) никаких ограничений, за исключением разве что имиджевых, не несут. Они все стали де-факто обладающими ядерным оружием, все получают помощь из-за рубежа, в том числе от такого рьяного борца за нормативирование опасной деятельности, как США.
35

Общепризнано, что для укрощения «дикого тела» (в терминологии Фуко24) киберпространства тоже должны быть разработаны и внедрены нормы поведения. Причем часто слышится сравнение их с обязательствами и гарантиями в ядерной или космической сфере. Однако, как показал ДНЯО, если нормы определяются как существующие и ограничивающие, то для страны, находящейся в границах этих норм и воздерживающейся от нарушающих их операций как не отвечающих ее интересам, их фактически нет. Тем более их нет для страны, таковых не признающей. Из этого вытекает парадокс: не существует норм, соблюдение которых имеет значение.

24. Foucault M. Surveiller et punir: naissance de la prison, Gallimard, 1975.
36 Тем не менее те же американцы, в том числе такие безусловные авторитеты в вопросах международной кибербезопасности и информационных войн, как Мартин Либицки и Джозеф Най мл., оценивают ситуацию с угрозами в киберсфере по-иному. С позиций и в рамках парадигмы политики доминирования США они считают, что деятельность в киберпространстве может и должна быть эффективно нормализована и это может обеспечить только Вашингтон.
37 Не только на официальном, но и на экспертном уровне в Вашингтоне, а именно он является «драйвером» процесса, считают, что угроза кибер-Перл-Харбора25 преувеличена, большинство киберконфликтов происходит ниже порога вооруженного конфликта, они скорее экономические и политические, чем смертоносные26. Некоторым противоречием, правда, видится готовность США, согласно американской военной доктрине, ответить на кибератаки любым оружием по своему выбору, пропорционально нанесенному ущербу: от порицания до экономических санкций и кинетического (то есть, возможно, и ядерного) оружия. Такое понимание сопровождается принятием на официальном уровне как средств сдерживания доктрины «постоянного присутствия» (persistent engagement)27 и стратегической концепции, получившей название «упреждающая защита» (defens forward)28. «В настоящее время в качестве подхода к реализации стратегии Министерства обороны “Упреждающая защита” мы сосредоточились на “постоянном присутствии” – идее о том, что мы должны неустанно предпринимать активные действия в киберпространстве, наращивая потенциал наших партнеров и противодействуя нашим противникам», – приводит пресс-служба Пентагона слова главы Киберкомандования ВС США генерала Накасоне29. Кеннет Рапуано, помощник министра обороны по вопросам внутренней обороны и глобальной безопасности, заявил комитету по вооруженным силам Палаты представителей, что подготовленная Министерством обороны «стратегия нормализует усилия в области киберпространства, интегрируя операции в киберпространстве в военные операции во всех физических доменах», и подчеркнул необходимость «предотвращения или снижения уровня угроз до того, как будет нанесен ущерб национальным интересам США»30.
25.  В середине 2000 года на конференции в Вашингтоне по проблемам защиты от кибертеррористов Ричард Кларк, координирующий в то время в Аппарате Белого дома внутреннюю безопасность и защиту от террористов, заявил, что, по его мнению, «электронный Перл-Харбор – это не теория. Это реальность» (Лента международной информации. Интерфакс, 20 июня 2000 г.). В дальнейшем это высказывание получило широкое распространение как парадигмальная позиция США в отношении будущих кибервойн.

26.  О ведущимся в американском экспертном сообществе обсуждении рисков эскалации в киберпространстве см.: Borghard Erica D. and Lonergan Shawn W. “Cyber Operations as Imperfect Tools of Escalation” // Strategic Studies Quarterly. 2019. Vol. 13, No. 3. P. 122–145. URL: >>>>

27.  Cyberspace Solarium Commission Report, 2020. URL: >>>>

28.  Их изложение впервые появилось в отчете Министерства обороны США за 2018 г. В нем говорится, что Министерство обороны будет «защищаться, чтобы нарушить или остановить вредоносный цикл деятельности, в том числе ниже уровня вооруженного конфликта». По сравнению с Киберстратегией 2015 г. (“The Department of Defense Cyber Strategy”, U.S. Department of Defense, April 2015. URL: >>>> защита в киберпространстве становится наступательной. Во-первых, «Упреждающая защита» основывается на том, что, сдерживая и устраняя угрозы национальной безопасности со стороны противника, США не могут полагаться исключительно на реагирование постфактум. Перед Пентагоном ставится задача быть активным за пределами киберпространства США, наблюдать и понимать развитие действий противника и проводить операции по нарушению или деградации его возможностей до того, как тот достигнет намеченных целей. «Упреждающая защита» направлена на решение главной проблемы США: изменить поведение противника в киберпространстве для создания более благоприятного положения при снижении потенциальных рисков эскалации конфликта (см., в частности: Brandon Valeriano. Managing Escalation Under Layered Cyber Deterrence // Lawfare. April 1. 2020. URL: >>>>

29.  Nakasone Paul M. A Cyber Force for Persistent Operations // National Defense University Press. Joint Force Quarterly 92 Issue 92, 1st Quarter 2019. P. 11–14. URL: >>>>

30.  Shannon Vavra «U.S. Ramping up Offensive Cyber Measures to Stop Economic Attacks, Bolton Says» // CyberScoop. June 11. 2019. URL: >>>> Cronk Terri Moon. “DOD’s Cyber Strategy of Past Year Outlined Before Congress” // U.S. Department of Defense News. March 6. 2020. URL: >>>>
38 Техническое совпадение между вторжением в сети для сбора разведданных или срыва атак и проведением наступательных операций часто затрудняет различие между эскалацией и деэскалацией. Между тем в США прекрасно понимают, что дополненные элементами искусственного интеллекта киберсредства уже сейчас могут повлиять на стратегическую стабильность 31. Однако, полагаясь на инструменты «постоянного присутствия» и негласный торг о необходимости «ограничения эскалации», Вашингтон уходит от открытого общения.
31.  James S. Johnson. Artificial Intelligence: A Threat to Strategic Stability Strategic Studies Quarterly. Vol. 14. No. 1. SPRING 2020. P. 16–39. URL: >>>>
39 Вместе с тем этот вопрос продолжает беспокоить американских политологов. Заключение договоров о контроле над кибервооружением проблематично, но это не делает дипломатию невозможной, считает, в частности, один из ведущих американских специалистов Джозеф Най (Joseph S. Nye, Jr.)32. В киберсфере разница между оружием и не оружием может сводиться к одной строке кода, одно и то же средство может использоваться в законных или преступных целях, в зависимости от намерения пользователя. Но если это делает невозможным проверку средствами традиционных договоров о контроле над вооружениями, все же, как считает Най, можно установить ограничения на определенные типы гражданских целей (а не на оружие) и договориться о грубых правилах поведения, ограничивающих конфликты. Однако в основе возможных норм для киберпространства в любом случае должны рассматриваться положения права вооруженных конфликтов (ПВК), многосторонние и двусторонние соглашения.
32.   Joseph S. Nye , Jr. Rules of the Cyber Road for America and Russia // Project-syndicate. Mar 5. 2019. URL: >>>>
40 Как отмечено выше, нормы можно понимать как правила поведения, которые запрещают или поощряют определенную деятельность. При этом действующая международная норма требует, чтобы некоторая критическая масса стран придерживалась ее.
41 Предположение, что ПВК применяется в виртуальном мире так же, как и в физическом, не очевидно33. Международное гуманитарное право (одним из компонентов которого является ПВК) подразумевает возможные смерть, увечья и разрушения в результате войны. Кибератаки еще никому не причиняли прямого вреда и разрушений в физическом смысле.
33.  Дискуссии по этому вопросу идут на переговорных и конференциальных площадках всех уровней более 20 лет. Те же американцы до 2005 года занимали по нему негативную позицию. Определенность возникла только после выпуска аналитическим центров НАТО в Таллине «Таллинского руководства» (2013 г.) и только в отношении киберпространства как совокупности открытых сетей на базе Интернета.
42 Попытки выработать нормы, характерные для киберпространства в целом, не принесли больших успехов. Группа правительственных экспертов (ГПЭ) ООН по МИБ в 2013 году согласилась, что ПВК охватывает киберпространство. Последующие сессии ГПЭ эту позицию доклада 2013 года не подтвердили. Хотя процесс возродился в 2019 году, ожидания должны быть умеренными.
43 Наиболее близка к формальной норме для криминальной сферы киберпространства Конвенция Совета Европы о киберпреступности (Будапештская Конвенция). Однако она хорошо работает в рамках группы подписантов (например, обеспечивая содействие арестам киберпреступников), но не налагает никаких ограничений на то, что могут делать в киберпространстве страны, не подписавшие соглашение. К инициативам по установлению норм можно отнести Цифровую Женевскую конвенцию Microsoft и Парижский призыв к доверию и безопасности в киберпространстве. Вызывает интерес, хотя и игнорируется Западом призыв российского Норникеля к заключению многосторонних документов по информационной безопасности.
44 Две проблемы мешают эффективному нормотворчеству в киберпространстве. Первая – трудности в атрибутировании. Опираясь на них, страны могут утверждать, что обвинения исходят из враждебности, а не из доказательств. В итоге друзья будут верить вам, а враги – нет. Формируется среда, в которой «хорошее» поведение является результатом страха перед обвинениями.
45 Вторая – асимметричный характер норм. Они навязываются «непослушным» странам теми, кто считает себя добродетельными. Нормы, установленные в результате переговоров, всегда требуют от стран отказаться от чего-либо. Компромисс не есть общая победа, но общая уступка. В условиях конкуренции Запада с Россией, Китаем и другими странами, не считающими гегемонию Вашингтона фактом, признание в качестве норм тех видов деятельности, от которых Запад вынужден или хотел бы дистанцироваться, сродни для него согласию на одностороннее разоружение, а следовательно, нереально.
46 Кроме того, задается вопросом Дж. Най, совершенно неясно, что эти «нормы» могли бы повлечь на практике. Каковы будут последствия для любых действующих лиц, государственных и негосударственных, за несоблюдение «норм»? Если договоры отменяются из-за того, что они невыполнимы, то «нормы» становятся много важнее. По сути, они превратились бы в механизм угнетения маленьких наций угрозами за то, что они не подчиняются, в то время как более мускулистые нации делают все, что им заблагорассудится.
47 Если атрибутирование – вопрос в основном технический, то нормы – решение политическое и потребует наличия упомянутой выше критической массы стран для их принятия и легитимации процедуры контроля исполнения.
48 Важный вброс в общественное пространство по этому поводу сделала Глобальная комиссия по стабильности киберпространства34 (Global Commission on the Stability of Cyberspace – GCSC). К декабрю 2019 г. из-под пера Комиссии вышли документы, содержащие нормы и принципы, призванные, по ее мнению, повысить безопасность и стабильность киберпространства на международном уровне, а также регулировать деятельность государственных и негосударственных субъектов в киберпространстве.
34.  Была учреждена 18 февраля 2017 года на 53-й Мюнхенской конференции по безопасности по инициативе министра иностранных дел Нидерландов Бертам Кундерса с трехлетним мандатом на разработку норм и принципов, призванных повышать безопасность и стабильность киберпространства на международном уровне, а также регулировать деятельность государственных и негосударственных субъектов в киберпространстве. Опубликовала свой итоговый отчет на Парижском форуме мира 13 ноября 2019 года. Сопредседателями Комиссии были Майкл Чертофф, бывший министр внутренней безопасности США, Лата Редди, бывший заместитель советника по национальной безопасности Индии, сменившая Марину Кальюранд, бывшего министра иностранных дел Эстонии. Включала 28 экспертов из 16 стран. Члены Комиссии, по положению своему последовательно исповедующие западно-либеральные взгляды на проблемы МИБ, ограничивали их рассмотрение вопросами кибербезопасности, то есть угроз и рисков, связанных с использованием Интернета и связанных с ним информационных сетей и систем.
49 GCSC определяла киберстабильность как состояние, в котором частные лица и учреждения могут быть вполне уверены в том, что у них есть возможность пользоваться киберуслугами безопасным и надежным образом; что управление переменами происходит сравнительно мирно и что возникающие противоречия регулируются без их эскалации. Такая стабильность должна опираться на существующее международное право, которое, как, по оценке Комиссии, подтверждают доклады ГПЭ ООН по МИБ 2013 и 2015 годов35, применяется и к киберпространству. Комиссия предложила восемь норм, которые фундаментально важны для киберстабильности. Джозеф Най взял на себя миссию объяснить, почему именно они, а не обязывающий договор, инициативу принятия которого еще двадцать лет назад выдвинула Россия, важны для киберстабильности36. Эти объяснения, с сожалением следует признать, настолько поверхностны и очевидны, а главное, используя американскую же терминологию, операционно не значимы, что приводить их здесь не представляется возможным, дабы не создавать у российского читателя иллюзии восприятия западных экспертов как дилетантов, а публикации их ведущих представителей как агитационные листки пропагандистских или, в лучшем случае, научно-популярных изданий.
35.  Как было отмечено выше, эти доклады во многом субстантивно опирались на презентованный лично Б. Обамой, то есть изначально имевший политическое звучание, документ “International Strategy for Cyberspace. Prosperity, Security, and Openness in a Networked World”.

36.  Joseph S. Nye Jr. Op. cit.
50 Вместе с тем выработанные Комиссией нормы многими западниками предлагается рассматривать как общую систему координат в продолжающихся политических дискуссиях. Коротко они сводятся к включению странами в свою политику следующих обязательств:
51 – невмешательство в публичное ядро Интернета, например в систему доменных имен37 Интернет; – отказ от проведения и поддержки киберопераций, нацеленных на нарушение работы инфраструктуры проведения выборов, референдумов или плебисцитов; – отказ от вмешательства в разработку и производство товаров и услуг, если это нарушает стабильность киберпространства; – отказ от использования публичных ресурсов в качестве «ботнетов»38; – создание и внедрение под эгидой государства процедурно прозрачных систем определения необходимости и сроков раскрытия публичных уязвимостей или недостатков в своих информационных системах или технологиях; – разработчики и производители товаров и услуг, от которых зависит стабильность киберпространства, должны делать акцент на безопасности; предпринимать разумные шаги с целью гарантировать, что в их продукции нет существенных уязвимостей; устранять недостатки, когда они обнаруживаются, и действовать в этих случаях прозрачно. Все стороны обязаны делиться информацией об уязвимостях, чтобы помочь противодействовать преступной кибердеятельности; – принимать соответствующие меры, в том числе утверждать законы и регламенты, которые будут гарантировать элементарную кибергигиену; – предотвращать участие негосударственных структур в атакующих кибероперациях и реагировать в тех случаях, если они совершаются.
37.  Регулируется Интернет-корпорацией по назначению доменных имен и адресов (Internet Corporation for Assigned Names and Numbers – ICANN) и ее дочерними и аффелированными с нею организациями, действующими в рамках государственно-частного партнерства с правительством США. Большинство из них являются юридическими лицами шт. Калифорния (см. URL: >>>>

38.  Программы-роботы, которые размещаются во включенных в сеть устройствах или компьютерах и действуют без ведома или согласия их владельцев.
52 Как нетрудно заметить, и на это также обращает внимание Най, эти восемь норм сами по себе не только не гарантируют стабильности в киберпространстве, но и в сочетании с другими нормами, принципами и мерами по установлению доверия, которые сегодня широко предлагаются (но не обсуждаются), они не смогли даже обозначить подходы к серьезному многостороннему документу уровня последней четверти ХХ века. Подтверждением тому могли бы стать нормы ответственного поведения в киберпространстве, принятые ОБСЕ в 2014 г. и не давшие за 8 лет серьезных результатов.
53 Предложения GCSC могут иметь только одно рациональное объяснение – политический заказ. Отвлечение внимания мирового сообщества на такие предложения позволяет еще на неопределенное время сохранить статус-кво в управлении Интернетом и отвлечь внимание от других процессов, идущих, в частности, в рамках Союза электросвязи, направленных на поиск путей установления глобального управления всемирной паутиной, и в ООН, где, правда, со все меньшей перспективностью идет обсуждение создания системы международной системы информационной безопасности.
54 Понимая столь поверхностный характер подхода GCSC, по сути, уже оставшийся вне критики, экспертное сообщество Запада, и в первую очередь США, которые не могут не быть лидерами, рассматривает и другие концепции, в частности делающие упор не на нормы, а на нормализацию39.
39.  Martin C. Libicki. Norms and normalization // Army Cyber Institute / The Cyber Defense Review. Vol. 5. No. 1 (Spring 2020). P. 41–54. URL: >>>>
55 Как отмечено выше, в отличие от норм, которые определяют, что государства не должны делать, нормализация говорит о том, что определенные виды деятельности рассматриваются как часть среды, и, вероятно, останется таковой либо потому, что они считаются принятым поведением государства, либо потому, что нет разумной перспективы их окончания.
56 Нельзя не согласиться с Мартином Либицки (Martin C. Libicki)40 в его заявлении, что прямая нормализация некоторых практик делает их более разумными, отличая принятое от недопустимого. Условно говоря, следуя его логике, все либо разрешено (потому, что так уже принято), либо нет. К сожалению, невозможно составить окончательный список киберопераций, которые могут быть так оценены. Проблема не в том, что делают государства, а в том, что они могут сделать. Хотя определенного уровня нормализация, по крайней мере, предположила бы, в какие корзины могут попасть различные операции.
40.  Ранее был ведущим экспертом Национального университета обороны по вопросам информационных войн, старшим научным сотрудником РЭНД-корпорейшн, а теперь заведует кафедрой кибербезопасности Военно-морской академии США.
57 Однако у такой системы много рисков. Одним из отрицательных примеров прямо нормализованного поведения является шпионаж в интересах национальной безопасности. Деятельность нормализуется, когда осуществляется, по крайней мере, одной способной и серьезной страной – особенно, если эта страна не отрицает такой активности и не оправдывается по этому поводу. Это вряд ли означает, что другие страны соглашаются с такой практикой. Но если их возражения остаются без внимания, то в какой-то момент другие признают, что такая практика есть и они сами должны применять ее. Едва ли операции научно-технического шпионажа – «Эшелон» и «Карнивор», – с относительным успехом проведенные разведсообществом США, будут американским судом восприняты как прецеденты, достаточные для признания электронной разведки как нормы международных отношений и основания для освобождения от ответственности КНР, которую в последнее время все СМИ США обвиняют в тотальном кибершпионаже.
58 Итак, деятельность какой страны может принята как прямая норма для остального мира? По этому поводу достаточно ясно говорит тот же Либицки. Его логика местами не очевидна, но доходчива41.
41.  Martin C. Libicki. Norms and normalization // Army Cyber Institute. The Cyber Defense Review. Vol. 5. No. 1 (Spring 2020). P. 41–54. URL: >>>>
59 КНДР и Иран провели серьезные кибератаки против целей в других странах: Южной Корее, Японии, Бангладеш. Нормализовать их деятельность означало бы нормализовать крайне опасную практику42. Проблему представляет и Россия: она слишком велика и слишком искусна в киберпространственной деятельности, чтобы ее практика была отвергнута как объект нормализации. Разведывательное сообщество США считает, что российские хакеры внедрили вредоносное ПО в электрические сети США и Европы и отключали энергосистемы государств в мирное время. Таким образом, использование российских практик в качестве стандарта для нормализации потребует признания таких действий как ожидаемых от ответственной страны. Это, отмечает Либицки, в целом неприемлемо, и не в последнюю очередь для США43.
42.  Ibid. P. 42.

43.  Ibid.
60 И еще одна проблема: все эти виды деятельности никогда Россией признаны не были. Это может создать трудности, если западные страны сделают то же самое с другими44, в частности с той же Россией, и будут оправдывать свою деятельность утверждением, что поведение России де-факто нормализовало такие операции.
44.  Следует напомнить об «Эшелоне» и «Карниворе», направленных против стран Европы и транснациональных корпораций в самих США. Либицки как ведущий аналитик Пентагона не мог не знать об этом во всех деталях.
61 Китай представляет собой пример того, что можно считать нормальным. Его экономика предположительно самая большая в мире, его население, несомненно, таково, и он становится все более искусным в киберпространственных операциях. Китай довольствуется существующим миропорядком, ему не обязательно формальное лидерство. Его известная внешняя кибератаковая активность ограничена DDOS-атаками на диссидентские веб-сайты. Но принять китайское поведение как норму означает, считает Либицки, нормализовать коммерческий кибершпионаж Пекина. Было ли бы Западу удобно, если бы поведение Китая стало бы правилом?
62 США. Их размер, сложность и структура нормализуют их поведение. Вашингтон громогласно отстаивал принятие норм ответственного поведения государств в киберпространстве45. И, если США что-то делают, вряд ли они будут выступать за то, чтобы этого не делали другие. (Опять всплывают в памяти «Эшелон» и «Карнивор».) Наконец, хотя США и не признаются во всем, в чем их обвиняют, откровенно лживые опровержения встречаются довольно редко, особенно в эпоху после Сноудена. Хотят они того или нет, их поведение, уверен Либицки, стало золотым стандартом. Но в этом кроется один очевидный недостаток. Любое решение США сделать что-то, чего никогда не было, ставит вопрос, даст ли это другим зеленый свет на те же действия.
45.  В отличие от России и ШОС, чьи инициативы предусматривали правила поведения всех субъектов в информационном, а не только в контролируемом де-факто Вашингтоном киберпространстве.
63 Так что, сейчас можно считать прямо нормализованным поведением только то, что Соединенные Штаты уже сделали? – ставит вопрос Либицки и, вероятно, не задумываясь, отвечает: да. И приводит следующие аргументы.
64 Во-первых, США осуществили кибератаки против Ирана и Северной Кореи, призванные воспрепятствовать производству ядерного оружия и систем его доставки. Stuxnet является первым примером. Использование киберопераций для предотвращения распространения ОМУ можно считать нормализованным поведением? Или ядерное оружие у стран-изгоев лучше?
65 Во-вторых, кибершпионаж против частных лиц является приемлемой государственной практикой. США, как сообщается, следили за большим количеством лиц, чтобы выбрать горстку людей, представляющих интерес для снижения террористической угрозы. Раньше АНБ использовало в борьбе с терроризмом средства радиоразведки.
66 В-третьих, недавние заявления о деятельности USCYBERCOM46 могли бы нормализовать новые категории операций в киберпространстве. Одна из них – это «постоянная вовлеченность» (выше рассматривалась подробно). Соответственно, следует исходить из того, что кибероперации, предназначенные вмешиваться в работу кибероператоров на другой стороне, – это честная игра. «У мишеней мало причин жаловаться»47.
46.  Киберкомандование армии США.

47.  Martin C. Libicki. Op. cit. P. 47.
67 В-четвертых, USCYBERCOM активизирует свои усилия по внедрению вредоносных программ в российские сети. Цель – удержание России от активации внедренного ею вредоносного программного обеспечения в американских сетях. Если последнее правда, то это сигнализирует о том, что США рассматривают закладки в электрических сетях как уже существующее нормализованное российское поведение. Следует отметить, что, будучи членами ГПЭ, США и Россия согласились с тем, что в мирное время использование кибератак против критической инфраструктуры выходит за рамки дозволенного; таким образом, или позиция 25 стран, утвержденная ГА ООН, является ничтожной, или российские кибератаки на электрическую сеть США являются де-факто актами войны.
68 В-пятых, через несколько дней после того, как американский БПЛА «Глобал Хок» был сбит иранцами, США якобы осуществили кибератаки. Использование кибератак по правилу «око за око» само по себе их не нормализует. Но раз атаки ограничиваются военными системами, а не распространяются на системы гражданского или двойного назначения, то почему бы не подготовить киберпространственное поле боя, если альтернативой являются меры войны? Возможно, США следует прямо заявить, что подготовка поля боя с помощью внедренных программных закладок является законной государственной активностью. В этом смысле такая деятельность в мирное время не менее законна, чем подготовка обычного поля боя с помощью дистанционного наблюдения. Такое объявление по существу говорило бы потенциальному противнику, что США могут присутствовать в его военных системах тем или иным образом, и, хотя те будут исправны, уже созданы угрозы безопасности их боевого применения, например потеря оружием своей боеспособности в самом начале агрессии48. Это не может не снизить уверенность агрессора перед началом войны. Перспектива конфуза может оказаться более пугающей, чем перспектива поражения. Обратная же сторона подобного шага заключается в том, что наличие закладки в чьей-то военной системе означает, что война уже идет. Это возвращает нас к проблеме норм.
48.  Такой пример уже был в истории войн: при вторжении США в Ирак все самолеты западного производства благодаря электронным закладкам в их бортовых компьютерах не смогли взлететь и были уничтожены прямо на аэродромах.
69 Нормы – это идеалы. Запад продвигает свои идеалы для укрепления мира, в котором закон, а не Мелианский диалог является руководством к поведению. Нет никакой причины, чтобы киберпространство не подчинялось закону. В этом с Либицки можно было бы согласиться, если бы не следующий его тезис: нормализация – это признание того, что государства будут продолжать делать что-то в киберпространстве, концентрируясь не на том, что запрещено, а на том, что испробовано в обычной практике. Это обосновывает поиск норм в реальной политике тем, что правильно отражает неоднозначность уже ведущейся в киберпространстве деятельности.
70

Вместо заключения
71

Каждая попытка кого-либо навязать другому определенный набор ценностей во имя общей человечности, вероятно, встретит сопротивление на основании его собственных особенностей. Невольно приходишь к давно известному выводу: реальное и по-настоящему инклюзивное мировое сообщество – это мечта, которую невозможно осуществить, поскольку любая попытка выйти за рамки существующего плюрализма во имя какого-то набора универсальных ценностей, скорее всего, приведет к конфликту, а не к гармонии. Поскольку проект создания сообщества государств, действующего на основе универсальной системы ценностей, норм и институтов, в обозримом будущем неосуществим, дискурс и практика нормализации действуют как оптимизированные технологии власти между управлением самим собой и другими. В мире относительного суверенитета и автономии государствам позволено проявлять самообладание и заботиться о себе только в той мере, в какой они рассматриваются как нормальные и послушные участники международных отношений. Чтобы сохранить относительную автономию, государства подталкивают к развитию форм самопознания и самоанализа и, таким образом, к саморегуляции.
72 Со временем лучшая судебная экспертиза и основанная на ней атрибуция смогут усилить роль наказания за информационные преступления, включая военные, а улучшенная защита с помощью шифрования или машинного обучения может повысить роль предотвращения и блокирования. Более того, по мере того как государства и организации будут четче понимать ограничения и неопределенность информационных атак, а также растущую важность эффективной работы глобальных сетей для их экономического благосостояния, расчеты затрат и видимость выгод полезности кибервойны могут измениться.
73 Однако военные технологии, использующие элементы искусственного интеллекта, которые позволят действовать на более высокой скорости и дальности с несравненно большей смертоносностью, уже в недалеком будущем сделают информационный конфликт стратегическим. Военный ИИ потенциально может ускорить темпы развития боя до такой степени, что действия машин превзойдут когнитивные и физические способности людей, принимающих решения, контролировать (или хотя бы понимать) ход войны. Таким образом, пока специалисты не смогут разгадать некоторые непредсказуемые, хрупкие, негибкие, необъяснимые особенности ИИ, эти технологии будет опережать стратегию, и человеческие ошибки, умноженные на ошибки компьютера, приведут к непредсказуемым эффектам и последствиям.
74 Прямая нормализация может сыграть определенную тормозящую роль в этом процессе. Однако на данном этапе остается признать, что нам всем еще предстоит многому научиться и расширить процесс сотрудничества, который должен стать ключом к сдерживанию, управлению конфликтами и деэскалации в информационном пространстве. И нельзя исключать, что удастся найти формы международных соглашений, позволяющие их надежно верифицировать и исполнять.
75

Pacta sunt servanda!49

49.  «Договоры должны исполняться!» (лат.) – основополагающий принцип гражданского и международного права.

References

1. Foucault M. Nenormal'nye: Kurs lekcij, prochitannyh v Kollezh de Frans v 1974–1975 uchebnom godu. SPb.: Nauka, 2005.

2. Borghard E.D., Lonergan S.W. Cyber Operations as Imperfect Tools of Escalation // Strategic Studies Quarterly. 2019. Vol. 13. No. 3. P. 122–145. [Электронный ресурс]. URL: https://www.airuniversity.af.edu/Portals/10/SSQ/documents/Volume-13_Issue-3/Borghard.pdf.

3. Brandon V. Managing Escalation Under Layered Cyber Deterrence // Lawfare. 2020. April 1. [Электронный ресурс]. URL: https://www.lawfareblog.com/managing-escalation-under-layered-cyber-deterrence.

4. Clarke A.E. Situational analyses: Grounded theory mapping after the postmodern turn // Symbolic Interaction. 2003. No. 4. P. 553–576.

5. Corbett M. Docile Bodies // Encyclopedia of Case Study Research / Еd. by A.J. Mills, G. Durepos and E. Wiebe. Vol. 1. P. 315–318. London: SAGE, 2012. [Электронный ресурс]. URL: https://bayanbox.ir/view/2229366504315040052/ENCYCLOPEDIA-OF-CASE-STUDY-RESEARCH-2.pdf.

6. Cronk T.M. DOD’s Cyber Strategy of Past Year Outlined Before Congress // U.S. Department of Defense News. March 6, 2020. [Электронный ресурс]. URL: https://www.defense.gov/Explore/News/Article/Article/2103843/dods-cyber-strategy-of-past-year-outlined-before-congress/

7. Cyberspace Solarium Commission Report, 2020. [Электронный ресурс]. URL: https://www.solarium.gov/report.

8. Foucault M. Les Anormaux. Cours au College de France (1974–1975). Paris: Gallimard, 1999.

9. Foucault M. Surveiller et punir: naissance de la prison. Paris: Gallimard, 1975.

10. Foucault M. Technologies of the Self. In Technologies of the Self: A Seminar with Michel Foucault, edited by L. Martin, H. Gutman, and P. H. Hutton, 16–49. Amherst: University of Massachusetts Press, 1988.

11. Gerth H., Mills C.W. Character and social structure. New York: Harcourt Brace, 1954.

12. Habermas J. Communication and the Evolution of Society. Boston: Beacon, 1979.

13. Habermas J. Democracy in Europe Why the Development of the European Union into a Transnational Democracy is Necessary and How it is Possible // ARENA Centre for European Studies. Oslo. 2014. ARENA Working Paper 13. ISSN 1890–7741. [Электронный ресурс]. URL: www.arena.uio.no.

14. International Strategy for Cyberspace. Prosperity, Security, and Openness in a Networked World. The White House, Washington DC, 2011. [Электронный ресурс]. URL: https://obamawhitehouse.archives.gov/sites/default/files/rss_viewer/international_strategy_for_cyberspace.pdf.

15. Internet Corporation for Assigned Names and Numbers (ICANN). Stable [Электронный ресурс]. URL: https://www.icann.org/resources/pages/welcome-2012-02-25-en).

16. Johnson James S. Artificial Intelligence: A Threat to Strategic Stability // Strategic Studies Quarterly. 2020. Vol. 14. No. 1. P. 16–39. URL: https://www.jstor.org/stable/10.2307/26891882.

17. Jedlikowska D. Normativization and its processes as seenfrom the neo-functional perspective: Towards science governance // Zarządzanie Publiczne. 2016. No. 4 (38). [Электронный ресурс]. URL: http://doi.org./doi: 10.15678/ZP.2016.38.4.01.

18. Libicki M. C. Norms and normalization // Army Cyber Institute // The Cyber Defense Review. 2020. Vol. 5. No. 1. P. 41–54. [Электронный ресурс]. URL: https://www.jstor.org/stable/26902662.

19. Nye Joseph S., Jr. Rules of the Cyber Road for America and Russia // Project-syndicate. Mar 5. 2019. [Электронный ресурс]. URL: https://www.project-syndicate.org/commentary/cyber-rules-for-america-and-russia-by-joseph-s--nye-2019-03.

20. Nakasone Paul M. A Cyber Force for Persistent Operations // National Defense University Press. Joint Force Quarterly. Issue 92, 1st Quarter 2019. P. 11–14. [Электронный ресурс]. URL: https://ndupress.ndu.edu/JFQ/Joint-Force-Quarterly-92.aspx.

21. Normative contestation in Europe: Implications for the EU in a changing global order (EU-NORMCON). From January 1, 2017 to December 31, 2020. [Электронный ресурс]. URL: http://normcon.eu.

22. Report of the Group of Governmental Experts on Advances in Information and Telecommunications in the Context of International Security (UNGA А/68/98 of 24 June 2013).

23. Report of the Group of Governmental Experts on Advances in Information and Telecommunications in the Context of International Security (UNGA Document A/70/174 of 22 July 2015).

24. Shannon Vavra. U.S. Ramping up Offensive Cyber Measures to Stop Economic Attacks, Bolton Says // CyberScoop. June 11. 2019. [Электронный ресурс]. URL: https://www.cyberscoop.com/john-bolton-offensive-cybersecurity-not-limited-election-security/.

25. Taking Additional Steps to Address the National Emergency With Respect to Significant Malicious Cyber-Enabled Activities. Executive Order 13757 of December 28, 2016 Federal Register Presidential Documents Vol. 82. No. 1. Tuesday, January 3, 2017.

26. The Department of Defense Cyber Strategy // U.S. Department of Defense. April 2015. [Электронный ресурс]. URL: https://nsarchive.gwu.edu/document/21384-document-25.

27. Visoka G., Lemay-Hébert N. Normalization in World Politics. University of Michigan Press. 2022. DOI: https://doi.org/10.3998/mpub.10171116. ISBN 978-0-472-90281-1 / Stable. [Электронный ресурс]. URL: https://www.jstor.org/stable/10.3998/mpub.10171116.4.

Comments

No posts found

Write a review
Translate