At the Origins of "Russian Northerness": Disputes about Lomonosov (1st third of the 19th century: Merzlyakov, Griboyedov, Bestuzhev-Marlinsky)
Table of contents
Share
QR
Metrics
At the Origins of "Russian Northerness": Disputes about Lomonosov (1st third of the 19th century: Merzlyakov, Griboyedov, Bestuzhev-Marlinsky)
Annotation
PII
S258770110020592-3-1
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Alexey Kara-Murza 
Occupation: Chief Researcher, International Laboratory for Research on Russian-European Intellectual Dialogue
Affiliation: National Research University Higher School of Economics
Address: 21/4 Staraya Basmannaya st., 105066 Moscow, Russian Federation
Edition
Abstract

The article continues the study of the issue of the formation of the historiosophical and culturological concept "Russia as the North", born to a large extent in connection with the philosophical understanding of the life and work of the Russian scientist and poet Mikhail Lomonosov. The author believes that a significant contribution to this process of Russian self-identification was made in the first third of the 19th century. such intellectuals as the professor of Russian literature, poet and translator Alexei Fedorovich Merzlyakov (1778–1830), the writer and diplomat Alexander Sergeevich Griboedov (1795–1829) and the romantic writer, Decembrist Alexander Alexandrovich Bestuzhev-Marlinsky (1797–1837). The article analyzes literary and journalistic texts, variously associated with the name of Lomonosov, which formed the basis of the concept of "Russian northerners".

 

Keywords
M.V. Lomonosov, A.F. Merzlyakov, A.S. Griboyedov, A.A. Bestuzhev-Marlinsky, civilization, culture, philosophy of Russian history, identity, "Russian Northerness"
Acknowledgment
The study was carried out as part of the HSE Program for Fundamental Research
Received
27.02.2022
Date of publication
30.06.2022
Number of purchasers
11
Views
540
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf
Additional services access
Additional services for the article
1

Россия одолела Наполеона и покорила Париж, представ миру Цивилизацией Севера, победоносно отбившей атаку варварского Юга во главе с «корсиканским чудовищем Буонапарте». Признанным лидером этой идеологической установки был семидесятилетний литератор и государственный деятель Гавриил Романович Державин (1743–1816), последовательно проводивший ее в своих поздних сочинениях1. Кульминацией северянского творчества Державина стал «Гимн на прогнание французов из отечества», написанный поэтом осенью 1812 г., когда наметился перелом в Отечественной войне. Взяв за основу тему из Апокалипсиса: «Змей с агнцем брань сотворят, и агнец победит его» (гл. 17, ст. 14), Державин изобразил «князем тьмы» Наполеона (водителя пришедших с Юга «крокодильных стад»), а в образе «белорунного агнца» представил императора Александра I, вступившего на «престол Севера», как известно, под знаком Овна:

1. См.: Кара-Мурза А.А. Россия как «Север». Метаморфозы национальной идентичности в XVIII– XIX вв.: Г.Р. Державин // Философские науки, 2016, № 11. С. 121–134; Кара-Мурза А.А. Концепция «русского северянства» в героических одах Г.Р. Державина (к вопросу о российской идентичности) // Политическая концептология, 2017, № 3. С. 187–194; Kara-Murza A.A. Gavriil Derzhavin on Russian Civilization: Russia as “The North” // Russian Studies in Philosophy, 2018, vol. 56, № 2. P. 88–98.
2

Бегут все смертные смятенны

От князя тьмы и крокодильных стад.

Они ревут, свистят и всех страшат;

А только агнец белорунный,

Смиренный, кроткий, но челоперунный,

Восстал на Севере один, –

Исчез змей – исполин2.

2. Сочинения Державина с объяснительными примечаниями Я. Грота: в 9 т. 1864–1883, СПб.: Типография Императорской Академии наук, 1865, т. II. С. 140.
3 Русский нордический ветер Борей, согласно Державину, в очередной раз оказался могущественнее южного «Афра»:
4

Или аспид, лютый змей,

Бежит так с пол, коль Север дует

И Афра за собою чует…3

3. Там же. С. 149.
5 В первой трети XIX в. одним из активных пропагандистов концепции русского северянства, ведущей свой отсчет от Ломоносова4, стал поэт и переводчик, литературный критик, профессор русской словесности Московского Императорского университета Алексей Федорович Мерзляков (1778–1830). Он родился в 1778 г. в южноуральском городке Далматове недалеко от Кургана, в семье небогатого купца. Начальное образование получил в Пермском народном училище, директор которого обратил внимание на талантливого мальчика, с детства увлекшегося одами Ломоносова.
4. См.: Тюгашев Е.А., Шумахер А.Е. Социокультурный феномен «русского северянства» // Личность. Культура. Общество, 2021, т. 23, № 3 (111). С. 151–156; Кара-Мурза А.А. У истоков «русского северянства»: споры о Ломоносове (конец XVIII – начало XIX вв.: Муравьев, Карамзин, Батюшков) // Полилог, 2022, т. 6, № 1. С. 1.
6 В 1790 г. правительство Екатерины II заключило долгожданный Верельский мир со Швецией, и это дало толчок впечатлительному юноше сочинить, в подражание Ломоносову, оду во славу Екатерины-миротворицы5. Тринадцатилетний автор в далекой уральской провинции выражал безусловную уверенность в злых происках «Эвропы» по отношению к стремящемуся к мирному развитию Отечеству:
5. Мерзляков А.Ф. Ода, сочиненная Пермского Главного Народного училища тринадцатилетним учеником Алексием Мерзляковым, который кроме его Училища нигде инде не воспитания, ни учения не имел // Российский Магазин, часть I. СПб.: Печатня Шнора, 1792. С. 257–263.
7

Но вдруг блаженство то сокрылось,

Когда невежество явилось

И свой поставило престол,

Тогда Эвропа ослепленна,

Невежеством ожесточенна,

Впадала в бездны бед и зол…6

6. Там же. С. 259.
8 Однако, продолжает автор, Великая Екатерина, усмирив турок на юге и шведов на севере, вновь восстановила спокойствие на континенте:
9

Великая Екатерина,

Достойная Монархов дщерь,

Блаженства нашего причина

Отверзла нам к Парнасу дверь.

Везде ее гремяща слава,

Благополучная держава…7

7. Там же. С. 257–258.
10

Возвышенный и искренний текст тринадцатилетнего юноши был доведен руководством Пермского училища аж до генерал-губернатора Волкова, а тот, тоже пораженный, переправил его в столицу знакомому – главному начальнику народных училищ графу П.В. Завадовскому со словами: «Сей сочинитель, такой молодой мальчик, нигде кроме здешнего училища не обучался и не воспитывался, и в стихотворчестве ни от кого не был наставляем, да и нет здесь людей таких, от которых бы можно было в оном заимствовать, а читал он только Ломоносовы сочинения (курсив мой. – А.К.), и применяясь к ним написал свою оду… Кажется, что такая ода есть редкость, а сочинивший ее мальчик отменных способностей и дарований»8.

8. К биографии А.Ф. Мерзлякова. Журнал комиссии об учреждении училища 1792 года августа 27-го дня // Русский архив, 1881, № 1. С. 422.
11 Граф Завадовский (когда-то его самого, совсем молодого, приметил и выдвинул генерал-губернатор Малороссии граф П.А. Румянцев) был большим знатоком составления торжественных текстов: именно он совсем недавно писал официальную речь о мире со Швецией для обер-прокурора Сената П.В. Неклюдова9. Некогда кабинет-секретарь и фаворит Екатерины II, Завадовский, на правах старого друга, познакомил с одой саму императрицу, и та распорядилась призвать юного автора в одну из столиц для продолжения образования. Текст юноши был опубликован в популярном среди культурной элиты журнале «Российский Магазин», опекаемом самой Екатериной10.
9. Брикнер А. Война России с Швецией в 1788–1790 годах. СПб.: Печатня Головина, 1869. С. 286.

10. К биографии А.Ф. Мерзлякова. С. 422–423; Биографический словарь профессоров и преподавателей Императорского Московского университета. Часть II. М.: Университетская типография, 1855. С. 52–53.
12 Алексей Мерзляков сделал уникальную для недворянина карьеру, получив со временем степень доктора философии и пост профессора кафедры российского красноречия и поэзии, а потом и декана словесного факультета и стал поистине знаковой фигурой для культурной Москвы (один из переулков недалеко от старого университета носит его имя). Учениками Мерзлякова, «вождя русской классической эстетики»11, в разные годы были Чаадаев, Веневитинов, Одоевский, Тютчев, Лермонтов, Гончаров…
11. Каменский З.А. Русская эстетика первой трети XIX века. Классицизм. Вступительная статья // Русские эстетические трактаты первой трети XIX в. (ред. М.Ф. Овсянников и др.). Т. 1. М.: Искусство, 1974. С. 21.
13 В 1958 г. молодой Юрий Лотман, в предисловии к собранию стихотворений увлекшего его Мерзлякова, справедливо заметил, что «исследовательская традиция узаконила образ Мерзлякова как благонамеренного чиновника на кафедре, автора хвалебных од»12. Однако, по мнению исследователя, «изучение материалов рисует совсем иной политический облик ученого и поэта»: «Эрудит, организатор публичных лекций и литературных обществ, независимый перед начальством, угрюмый и неловкий в чуждой ему обстановке светского общества и вместе с тем острослов и весельчак в товарищеском кругу»13.
12. Лотман Ю.М. А.Ф. Мерзляков как поэт // Мерзляков А.Ф. Стихотворения. Л.: Советский писатель, 1958. С. 10.

13. Там же.
14

Правильнее будет сказать, что Алексей Федорович Мерзляков, проживший всего 52 года, проделал большой идейный и творческий путь, впитавший в себя главные культурные тенденции четырех царствований: поздне-екатерининского, павловского, александровского и ранне-николаевского. При этом в главном он, с ранней юности и вплоть до кончины, остался самим собой – убежденным «русским северянином» по своей цивилизационной самоидентификации, поклонником петровских преобразований и культурного гения Ломоносова.

 

15

Итак, призванный самой императрицей из дальней провинции в центр умственной жизни, юный Мерзляков в 1793 г. прибыл в  Москву и был препоручен лично куратору Московского университета М.М. Хераскову. Зачисленный 20 декабря 1793 г. в университетскую гимназию на казенный кошт, он неоднократно затем получал поощрения и награды и в списке учеников, переведенных студентами в Московский университет в 1798 г., значился первым. В том же году он из студентов был переименован в бакалавры, а уже в следующем году окончил университет с золотой медалью и степенью магистра14.

14. Биографический словарь профессоров и преподавателей Императорского Московского университета. Часть II. С. 53–55.
16 Во времена своего московского студенчества Мерзляков активно совершенствовал свои навыки в одическом стихосложении. В девятнадцать лет он, явно в подражание ломоносовскому определению русского северного пространства («возлегши локтем на Кавказ»), пишет стихотворение «Росс» (1797), где еще отчетливее акцентирует нордическую идентичность Империи:
17

Се мощный Росс одеян славой

В броню стальную и шелом

Опершись на Кавказ стоглавый

Стоит, в руках имея гром.

Гремучий лес и холм кремнистый

Под тяжкою пятой трещал,

И океан свирепый, льдистый

Другую ногу лобызал (курсив мой. – А.К.)15.

15. Стихотворения А.Ф. Мерзлякова (ред. М.П. Полуденский). Часть I. М.: Типография Грачева, 1867. С. 49.
18 А год спустя, уже после смерти матушки-Екатерины и воцарения Павла Петровича, с которым он, как и многие, связывал поначалу большие надежды, двадцатилетний Мерзляков пишет программное стихотворение с характерным названием «Великие явления на Севере»:
19

На мрачных тучах восседая

Священна, томна тишина, 

Уста громам небес сжимая, 

Лелея бури в узах сна… 

……………………………….

Летал в эфире бледный страх, 

Печальный Факел потрясая 

Хотел вещать, – не мог, вздыхал, 

Рукою робко помавая, 

На Север взоры обращал. 

Лежала мрачна ночь в долинах, 

Нахмурились пещера, бор, 

Ревет Борей в глухих пустынях, 

С ним воет скорбь и недра гор16.

16. Там же. С. 51.
20 Сегодня уже трудно установить, какое влияние на молодого Мерзлякова оказали события в Московском университете в самые последние годы XVIII столетия. Между тем достоверно известно, что большое волнение среди воспитанников университета произвела история, случившаяся в 1795 г. с ректором университетской гимназии и профессором древней словесности Иоганном Вильгельмом Мельманном (1765–1795). Немецкий профессор был увлечен философией Канта и щедро делился знаниями с московскими воспитанниками, чем вызвал неудовольствие университетских кураторов и самого митрополита Платона (Левшина). В итоге Мельманн был арестован, препровожден в Петербург, допрошен в Тайной экспедиции, а затем, указом Екатерины, выслан из России без права возвращения и вскоре покончил жизнь самоубийством17.
17. См.: Круглов А.Н. Философская высылка как русская традиция: «дело» И.В.Л. Мельмана // Х Кантовские чтения. Ч. 2 (ред. В.Н. Брюшинкин). Калининград: Изд-во РГУ, 2010. С. 60–70.
21

После смерти императора Павла Мерзляков написал «Оду на разрушение Вавилона», в которой нетрудно усмотреть влияние получившего в те дни популярность сочинения Г.Р. Державина («Умолк рёв Норда сиповатый, закрылся грозный, страшный взгляд»):

22

Свершилось! Нет его! 

Сей град, Гроза и трепет для вселенной, 

Величья памятник надменный, 

Упал!.. Еще вдали горят 

Остатки роскоши полмертвой. 

Тиран погиб тиранства жертвой, 

Замолк торжеств и славы клич, 

Ярем позорный прекратился, 

Железный скиптр переломился, 

И сокрушен народов бич!18

18. Мерзляков А.Ф. Стихотворения (вступ. ст. Ю.М. Лотмана). Л.: Советский писатель, 1958. С. 216–217.
23 Поворот в идейных настроениях А.Ф. Мерзлякова совершился, по-видимому, в 1799–1800 гг., совпав со временем его сближения с семьей просветителя И.П. Тургенева и, прежде всего, со старшим сыном этого просвещенного семейства – поэтом-северянином Андреем Тургеневым, с которым Мерзляков вдвоем создали знаменитое «Литературное общество»19.
19. Лотман Ю.М. А.Ф. Мерзляков как поэт. С. 15–20. См. также: Кара-Мурза А.А. «Русское северянство» Николая Тургенева (молодые годы) // Полилог, 2020, т. 4, № 1. С. 1.
24 Фактически именно Мерзляков вместе с А.И. Тургеневым, сформулировали в самом начале XIX в. то, что русская литература повторит спустя более чем столетие – словами, например, В.В. Розанова: «Вот уж сыны севера, и Петр, и Ломоносов... И два эти человека, одни делами и другой сочинениями, на весь XVIII век пустили морозца, отстранив туманы осенние, ручейки вешние, жару летнюю, – всё то, что пришло позднее, пришло уже вне замыслов и предвидений Петра… Это, родившееся с Карамзиным и Жуковским, было отступлением от чисто великорусской и северной складки Ломоносова, от величавых и твердых замыслов Петра» (курсив везде мой. – А.К.)20. В противоположность линии Петра Великого и Ломоносова, Карамзин и его последователи, по мнению северян-классицистов Мерзлякова, Тургенева, а потом и Розанова, «повели линию душевного и умственного развития России совершенно вне путей великого преобразователя Руси и его как бы оруженосца и духовного сына, Ломоносова. Русь двинулась по тропинкам неведомым, загадочным, к задачам смутным и бесконечным»21.
20. Розанов В.В. Ломоносов. Его личность и судьба (4 апреля 1765 – 4 апреля 1915) // Розанов В.В. О писательстве и писателях. М.: Республика, 1995. С. 609.

21. Там же. См. также: Жукова О.А. К интеллектуальной истории русского европеизма // Философские науки, 2014, № 1. С. 103–115.
25 В ранние александровские годы Мерзляков, возглавивший московскую кафедру русского красноречия и поэзии, в соавторстве со своим другом – композитором Данилой Никитичем Кашиным, был непременным автором «нордических» музыкально-поэтических представлений, даваемых в Собрании университета, как правило, в июне-июле, в конце учебного года. Один из примеров – хор «Сошествие Аполлона, или Золотой век»:
26

Хвалу, хвалу судьбе всемощной 

Вещай блаженный Геликон!

Хвалу греми весь край полночной: 

Снишел на землю Аполлон! 

Двери неба растворились: 

Вижу светлый лик богов; 

Дива Греции открылись 

Посреди суровых льдов!22

22. Стихотворения А.Ф. Мерзлякова. Часть I. С. 236.
27 Кульминация этого хорового представления была также выдержана в нордическом духе:
28

Я зрю минервин град; 

Эллада воскресает! 

Весь Север мне блистает, 

Как гесперидский сад23.

23. Там же. С. 237.
29 Северянские мотивы наполнили и стихотворную лирику Мерзлякова. В молодости он пережил тяжелое любовное разочарование, и это обстоятельство наложило отпечаток на всю его жизнь – как мы знаем, недолгую. Наглядным примером сочинительства Мерзлякова в этом ключе является известное стихотворение «Зима свой взор скрывает», написанное весной 1814 г. (союзные войска тогда уже брали Париж):
30

Зима свой взор скрывает, 

Приходит светлый май, 

Долина оживает, 

Процвел унылый край. 

Для всех весна явилась, 

Весны нет для меня: 

С кем горесть подружилась, 

С тем вечная зима24.

24. Мерзляков А.Ф. Стихотворения. С. 104.
31 22 августа 1826 г. в Успенском соборе московского Кремля состоялось таинство Священного миропомазания и коронования императора Николая I. К этому событию профессор Мерзляков сочинил очередную оду, где, в частности, предложил новую вариацию на тему «бесконечности русских пространств»:
32

Амур соплещет Вислы току, 

Каспию Бельт благовестит; 

Ельборус дальнему востоку, 

Таймур Алтаю в слух трубит: 

К тебе горящие желанья, 

Хвалы, любовь и упованья, 

К тебе, племен несчетных царь! 

Слияся двух зарей границы 

Твоей ометы багряницы, 

И день без ночи – твой алтарь!25

25. Стихотворения А.Ф. Мерзлякова (ред. М.П. Полуденский). Часть первая. С. 190.
33 В оде 1826 г. акцент снова сделан на северянской идентичности России:
34

Расторгнитесь чертоги славы,

Расторгнись колыбель Славян!

О, солнцы северной державы!…26

26. Там же. С. 196.
35 В последние годы жизни Мерзляков неоднократно возвращался к творчеству М.В. Ломоносова. В Татьянин день 12 января (ст. ст.) 1827 г. он выступил в торжественном собрании Совета Московского университета и прочел свое лирико-драматическое сочинение «Шувалов и Ломоносов»27. Ломоносов предстает там верным продолжателем северянской традиции, заложенной Петром Великим:
27. Мерзляков А.Ф. Шувалов и Ломоносов (лирико-драматическое стихотворение). М.: Университетская типография, 1827. – 14 с.
36

Бог рек: – на Севере мой свет –

И Петр восстал в тебе, Россия!

Петр рек: – свершися мой завет! –

Труды, намеренья святые!

Нет! не угаснете со мной! –

О Росс! Я жив! Я ввек с тобой! –

И се! на глас Екатерины, –

От Юга вещею струей

Несется стая голубей

На гнезда Севера орлины28.

28. Там же. С. 5.
37 Ломоносов, родившийся на берегах Ледовитого океана и призванный Провидением в российские столицы, стал идеальным продолжателем «дела Петра»:
38

                                 …Сын бедный рыбаря…,

И с другом – Бедностью, – кормилицей трудов,

Носился по волнам среди громадных льдов;

Но Бог меня воззвал. – Птенец, полетом смелым

Стремлюсь на глас, зовущий издали, –

На глас всесильный, но безвестный...29

29. Там же. С. 2.
39

Образ Ломоносов – мыслителя и поэта – остался в нашей истории символом «русского северянства»:

40

      …Как жрец иль Бард почтенный,

Венцем дубовым увязенный,

Благоговейно предстоял,

И хартию в руке сложенную держал.

Его пылающие очи,

Как ранние светила полуночи, –

Как отблеск северных сияний средь зимы,

Когда оне осветят вдруг, нежданно,

Пустынно-хладную обитель мертвой тьмы, –

Горели радостью восторга несказанной…30

30. Там же.
41 Любовь к творчеству Ломоносова профессор А.Ф. Мерзляков привил своему ученику Александру Сергеевичу Грибоедову (17951929). В 1823–1824 гг. молодой Грибоедов с энтузиазмом готовил стихотворную пьесу о Ломоносове к открытию в Москве нового театра на месте сгоревшего «театра Мэддокса» (Петровского). Близкий друг литератора, С.Н. Бегичев, в своей «Записке об А.С. Грибоедове» вспоминал: «Из планов будущих своих сочинений, которые он мне передавал, припоминаю я только один. Для открытия нового театра в Москве… располагал он написать в стихах пролог в двух актах, под названием “Юность вещего”»31.
31. Бегичев С.Н. Записка об А.С. Грибоедове // А.С. Грибоедов в воспоминаниях современников. М.: Федерация, 1929. С. 13.
42 Далее в своих мемуарах Бегичев так описывает замысел Грибоедова: «При поднятии занавеса юноша-рыбак Ломоносов спит на берегу Ледовитого моря и видит обаятельный сон, сначала разные волшебные явления, потом муз, которые призывают его, и, наконец, весь Олимп во всем его величии. Он просыпается в каком-то очаровании; сон этот не выходит из его памяти, преследует его и в море, и на необитаемом острове, куда с прочими рыбаками отправляется он за рыбным промыслом. Душа его получила жажду познания чего-то высшего, им неведомого, и он убегает из отеческого дома. При открытии занавеса во втором акте Ломоносов в Москве, стоит на Красной площади. Далее я не помню...»32.
32. Там же.
43 Сохранились черновики самого Грибоедова к «Юности вещего» (они впервые были напечатаны в «Русском слове» в 1859 г.), где автор вкладывает в уста героя – юного Ломоносова, решившегося на берегу Ледовитого океана на побег в Москву, – следующие слова:
44

Судьба! О, как тверды твои уставы!

Великим средь Австралии зыбей,

Иль в Севера снегах, везде одно ли

Присуждено! – Искать желанной доли

Путем вражды, препятствий и скорбей!

И тот певец, кому никто не смеет

Вослед ступить из бардов сих времен.

Пред кем святая Русь благоговеет,

Он отроком, безвестен и презрен,

Сын рыбаря, чудовищ земноводных

Ловитвой жил; в пучинах ледяных,

Душой алкая стран и дел иных,

Изнемогал в усилиях бесплодных!...33

33. Грибоедов А.С. Полное собрание сочинений в 3-х тт. Т. 2. Драматические сочинения. Стихотворения. Статьи. Путевые заметки. СПб.: Нотабене, 1999. С. 157. 
45

Остается добавить, что театральный замысел Грибоедова, увы, не был воплощен в жизнь. Большой театр открылся в Москве 6 января 1825  г. представлением «Торжество муз» – с прологом на стихи М.А. Дмитриева и с музыкой Ф.Е. Шольца (увертюра), А.Н. Верстовского и  А.А. Алябьева . Замысловатый сюжет в аллегорической форме повествовал, как Русский Гений (в исполнении трагика П.С. Мочалова), в союзе с музами, на руинах сгоревшего старого театра создал новый… 

46 Дипломатическая миссия Грибоедова в Персии, которая трагически оборвалась в Тегеране 30 января 1829 г., овеяна многочисленными легендами. Общее в них одно: русский посол воспринимался всеми сторонами той исторической драмы (персами, турками, армянами и даже англичанами), как посланец «Властелина Севера» – русского императора Николая.
47 Удивительно, что, внеся, как мы видели, в свое время собственную лепту в создание культа Ломоносова, Грибоедов, после своей трагической гибели, сам стал героем северянского культа. Интересен в этой связи армянский фильм «Северная радуга» 1960 г. (режиссера А. Ай-Артяна по повести Р. Кочара), в котором русский интеллектуал-дипломат Грибоедов (актер Л.М. Фричинский) выступает, вместе с сосланными в Закавказье декабристами (!?), символом освободительной миссии «великого северного народа» по отношению к «малой южной нации» – армянам.
48 …Большой вклад в развитие «северянской» концепции русской культуры внес в первой трети XIX в. литератор-декабрист Александр Александрович Бестужев-Марлинский (17971837).
49 Перед новогодними праздниками 1823 г. подписчики получили первый выпуск литературного альманаха «Полярная звезда» (на обложке значилось: «Карманная книжка для любительниц и любителей русской словесности на 1823 год, изданная А. Бестужевым и К. Рылеевым»), открывавшийся большой обзорной статьей А.А. Бестужева «Взгляд на старую и новую словесность в России»34. В полном соответствии с нордическим названием нового петербургского альманаха, Бестужев представил «северянскую» концепцию развития отечественной словесности, в которой отвел М.В. Ломоносову едва ли не решающую роль.
34. Бестужев А.А. Взгляд на старую и новую словесность в России // Полярная звезда, изданная А. Бестужевым и К. Рылеевым (отв. ред. В.Г. Базанов). М.–Л.: изд-во АН СССР, 1960. С. 11–29.
50 Согласно Бестужеву, новое русское слово родилась в результате слияния норманнских и славянских элементов: «Вероятно, что варяго-россы (норманны), пришлецы скандинавские, слили воедино с родом славянским язык и племена свои, и от сего-то смешения произошел язык собственно русский…»35. Однако впоследствии, полагает Бестужев, нордическая магистраль развития русской словесности подверглась искажениям: «С Библиею (в X веке), написанною на болгаро-сербском наречии, славянизм наследовал от греков красоты, прихоти, обороты, словосложность и словосочинение эллинские. Переводчики священных книг и последующие летописцы, люди духовного звания, желая возвыситься слогом, писали или думали писать языком церковным – и оттого испестрили его выражениями и формами, вовсе ему не свойственными»36.
35. Там же. С. 11.

36. Там же.
51 «Западнические» искажения (польские, немецкие, французские) продолжились и в дальнейшем: «Духовные писатели XVI и XVII столетий, воспитанные в пределах Польши, немало исказили русское слово испорченными славено-польскимп выражениями. От времен Петра Великого, с учеными терминами, вкралась к нам страсть к германизму и латинизму. Век галлицизмов настал в царствование Елисаветы, и теперь только начинает язык наш отрясать с себя пыль древности и гремушки чуждых ему наречий»37. Согласно Бестужеву, бывали на пути русского слова и жизнетворные, но, увы, крайне редкие, исключения: «В монастырях только и в вольном Новегороде тлелись искры просвещения»38.
37. Там же. С. 11–12.

38. Там же. С. 12.
52

В деле становления новой русской словесности решающая роль, полагает Бестужев, принадлежит Ломоносову: «Подобно северному сиянию с берегов Ледовитого моря, гений  Ломоносова  озарил полночь. Он пробился сквозь препоны обстоятельств, учился и научал, собирал, отыскивал в прахе старины материалы для русского слова, созидал, творил – и целым веком двинул вперед словесность нашу. Дряхлевший слог наш оюнел под пером Ломоносова»39.

39. Там же. С. 14.
53

Ломоносов вернул русское слово на изначально-родную – нордическую – колею. А ведь у нашей словесности могли быть и другие – тупиковые, согласно Бестужеву, альтернативы: «В то время как юный Ломоносов парил лебедем, бездарный  Тредиаковский  пресмыкался, как муравей, разгадывал механизм, приличный русскому стопосложению, и оставил в себе пример трудолюбия и безвкусия. Смехотворными стихами своими, в отрицательном смысле, он преподал важный урок последующим писателям»40.

40. Там же.
54 Впрочем, отмечает Бестужев, и у Ломоносова встречаются ложные, еще привычно-западнические ходы, которые предстояло преодолеть: «Он занял у своих учителей, немцев, какое-то единообразие в расположении и обилие в рассказе; но величие мыслей и роскошь картин искупают сии малые пятна в таланте поэта, создавшего язык лирический»41.
41. Там же. С. 14. См. также: Жукова О.А. Исторический образ России: традиция и традиционализм // Гуманитарные и социально-экономические науки, 2007, № 4 (35). С. 56–60.
55 Впоследствии А.А. Бестужев, воюя с турками и горцами на Кавказе и взяв псевдоним «Марлинский» (от местечка Марли в Петергофе, где когда-то квартировал его драгунский отряд), вынашивал большой философско-культурологический этюд, который он отослал в «Московский телеграф» Н.А. Полевому с пометкой: «Дагестан, 1833». Этот текст, напечатанный в четырех номерах «Московского телеграфа» (№№ 15–18 за 1833 г.)42 стал поистине этапным в судьбе Бестужева-Марлинского и истории русской словесности.
42. См.: Бестужев А.А. «Клятва при гробе Господнем. Русская быль XV века». Сочинения Н. Полевого. М., 1832 // Бестужев А.А. (Марлинский). Сочинения в 2-х тт. Т. 2. М.: Художественная литература, 1981. С. 412–464.
56 Фактически Бестужев-Марлинский в своем эссе 1833 г. рисует историософскую картину развития европейской культуры (и в ее контексте – русской), особенно выделяя роль «Севера» и нордических влияний в этом процессе, глубоко своеобразном в каждом конкретном культурном ареале.
57 Автор видит свою задачу в том, чтобы, с помощью «фонаря истории», «во мраке средних веков разглядеть между развалин тропинки, по коим романтизм вторгался в Европу с разных сторон и, наконец, укоренился в ней, овладел ею»43. И, странное дело, восклицает эссеист: «Востоку суждено было искони высылать в другие концы мира, с индиго, с кошенилью и пряностями, свои поверья и верования, свои символы и сказки; но Северу предлежало очистить их от грубой коры, переплавить, одухотворить, идеализировать. Восток провещал их в каком-то магнетическом сне, бессвязно, безотчетно; Север возрастил их в теплице анализа, – ибо Восток есть воображение, а Север – разум»44.
43. Там же. С. 426.

44. Там же.
58 Особую роль в становлении европейских культур сыграло, по мнению Бестужева-Марлинского, «вторжение норманнов (наших варягов)»: «Шайки голодных, полунагих, но бесстрашных, бешеных славою скандинавов, кидались в лодки, выбирали себе морского царя (See Konung) и под его началом переплывали моря незнаемые, входили в первую встречную реку, волокли на себе ладьи по земле, если нужно было спустить их в другую реку, и по ней вторгались внутрь сильных, обильных государств, гибли или покоряли области, сражались, не спрашивая числа, грабили, истребляли, не щадя ни пола, ни святыни; но взяв оседлость, укрощались верою, хотя страсть к завоеваниям и водному кочевью долго бросала их потомков на другие народы»45.
45. Там же. С. 429.
59 «Скоро забыли скандинавы своего Одина, своих Валкирий, свою Валгаллу (рай), обещанную храбрым», – продолжает Бестужев-Марлинский. Но «дух саг их», накладываясь на автохтонную культуру, везде порождал разные результаты. Так во Франции, «мысленность Севера, соединясь с остроумием и живостию французов, внедрились в характер… Из этой-то амальгамы, беспечного, ветреного, легкомысленного, всегда поющего француза с жителем угрюмого Севера, который, будучи осажден зимою в своей хижине, поневоле был загнан в самого себя и углублялся в душу, произошел неподражаемый юмор, отличающий век наш. Стоики величались тем, что презирали страданье и смерть, – юмор делает лучше без всякой хвастливости: он смеется в промежутках страданий и шутит над смертию, играет с петлей, нередко рискует самою душой для острого словца»46.
46. Там же.
60 Что касается Англии, то «нордманны», «переплыв за Ламанш с Вильгельмом Завоевателем, перегорев в пламени битв и мятежей», обрели новый образ – «величественный и самобытный в литературе английской, которая по праву и по достоинству стала образцовою»47.
47. Там же.
61 Свое своеобразие получил феномен северного завоевания и на Руси: «Характеры князей и народа долженствовали у нас быть ярче, самобытнее, решительнее, потому что человек на Руси боролся с природою более жестокою, со врагами более ужасными, чем где-либо. Двуличный Янус: Русь глядела вдруг на Азию и Европу; быт ее составлял звено между оседлою деятельностью Запада и бродячею ленью Востока»48.
48. Там же. С. 451.
62

Эта западно-восточная амальгама породила, по мнению Бестужева-Марлинского, удивительные явления синтеза в Северной Руси: «Варяги на ладьях покоряют ее. Печенеги, половцы, черные клобуки зубрят ее границы. Грозой налетает Русь на Царь-град и завоевывает в Корсуни христианскую веру. Вольный Новгород опоясывается хребтом Урала и бьется с божьими дворянами в Лифляндии, напирает на свейцев за Невою, режется с литовцами, везет свои товары в города Ганзы. И потом битвы междоусобий, и потом губительное нашествие татар, и душная ночь их власти, в мраке коей спело единодержавие... И потом войны с шумными поляками, с дикими литовцами, Иоанн Грозный, попытка обратить нас в католичество, мятежи самозванцев, и мудрый Алексей, и необъятный Петр!»49

49. Там же.
63

Именно за петровско-ломоносовской Россией, по мнению Бестужева-Марлинского, историческое будущее: «Да, это море-окиян!.. море еще не езженное, не изведанное и тем более занимательное, оригинальное»50.

50. Там же.

References

1. Begichev S.N. Zapiska ob A.S. Griboedove // A. S. Griboedov v vospominaniyah sovremennikov. M.: Federaciya, 1929. S. 3–15.

2. Bestuzhev A.A. Vzglyad na staruyu i novuyu slovesnost' v Rossii // Bestuzhev A.A. (Marlinskij). Sochineniya v 2-h tt. T. 2. M.: Hudozhestvennaya literatura, 1981. S. 375–393.

3. Bestuzhev A. «Klyatva pri grobe Gospodnem. Russkaya byl' XV veka». Sochineniya N. Polevogo. M., 1832 // Bestuzhev A.A. (Marlinskij). Sochineniya v 2-h tt. T. 2. M.: Hudozhestvennaya literatura, 1981. S. 412–464.

4. Biograficheskij slovar' professorov i prepodavatelej Imperatorskogo Moskovskogo universiteta. CHast' II. M.: Universitetskaya tipografiya, 1855. – 689 s.

5. Brikner A. Vojna Rossii s SHveciej v 1788–1790 godah. SPb.: Pechatnya Golovina, 1869. – 307 s.

6. Griboedov A.S. Polnoe sobranie sochinenij v 3-h tt. T.2. Dramaticheskie sochineniya. Stihotvoreniya. Stat'i. Putevye zametki. SPb.: Notabene, 1999. – 619 s.

7. Derzhavin G.R. Sochineniya Derzhavina s ob"yasnitel'nymi primechaniyami YA. Grota: v 9 t. 1864–1883, SPb.: Tipografiya Imperatorskoj AN, 1865, t. II.

8. ZHukova O.A. Istoricheskij obraz Rossii: tradiciya i tradicionalizm // Gumanitarnye i social'no-ekonomicheskie nauki, 2007, № 4 (35). S. 56–60.

9. ZHukova O.A. K intellektual'noj istorii russkogo evropeizma // Filosofskie nauki, 2014, № 1. S. 103–115.

10. K biografii A.F. Merzlyakova. ZHurnal komissii ob uchrezhdenii uchilishcha 1792 goda avgusta 27-go dnya // Russkij arhiv, 1881, № 1. S. 422–423.

11. Kamenskij Z.A. Russkaya estetika pervoj treti XIX veka. Klassicizm. Vstupitel'naya stat'ya // Russkie esteticheskie traktaty pervoj treti XIX v. (red. M.F. Ovsyannikov i dr.). T. 1. M.: Iskusstvo. S. 7–70.

12. Kara-Murza A.A. Koncepciya «russkogo severyanstva» v geroicheskih odah G.R. Derzhavina (k voprosu o rossijskoj identichnosti) // Politicheskaya konceptologiya. 2017. № 3. S. 187–194.

13. Kara-Murza A.A. Rossiya kak «Sever». Metamorfozy nacional'noj identichnosti v XVIII– XIX vv.: G.R. Derzhavin // Filosofskie nauki. 2016. № 11. S. 121–134.

14. Kara-Murza A.A. «Russkoe severyanstvo» Nikolaya Turgeneva (molodye gody) // Polilog, 2020, t. 4, № 1. S. 1.

15. Kara-Murza A.A. U istokov «russkogo severyanstva»: spory o Lomonosove (konec XVIII – nachalo XIX vv.: Murav'ev, Karamzin, Batyushkov) // Polilog, 2022, t. 6, № 1. S. 1.

16. Kruglov A.N. Filosofskaya vysylka kak russkaya tradiciya: «delo» I.V.L. Mel'mana // H Kantovskie chteniya. CH. 2 (red. V.N. Bryushinkin). Kaliningrad: Izd-vo RGU, 2010. S. 60–70.

17. Lotman YU.M. A.F. Merzlyakov kak poet // Merzlyakov A.F. Stihotvoreniya (vstup. st. YU.M. Lotmana). L.: Sovetskij pisatel', 1958. S. 5–54.

18. Merzlyakov A.F. Oda, sochinennaya Permskogo Glavnogo Narodnogo uchilishcha trinadcatiletnim uchenikom Aleksiem Merzlyakovym, kotoryj krome ego Uchilishcha nigde inde ne vospitaniya, ni ucheniya ne imel // «Rossijskij Magazin» (trudami Fedora Tumanskogo). CHast' I. SPb.: Pechatnya SHnora, 1792. S. 257–263.

19. Merzlyakov A.F. Stihotvoreniya (vstup. st. YU.M. Lotmana). L.: Sovetskij pisatel', 1958. – 329 s.

20. Merzlyakov A.F. SHuvalov i Lomonosov (liriko-dramaticheskoe stihotvorenie). M.: Universitetskaya tipografiya, 1827. – 14 s.

21. Rozanov V.V. Lomonosov. Ego lichnost' i sud'ba (4 aprelya 1765 – 4 aprelya 1915) // Rozanov V.V. O pisatel'stve i pisatelyah (obshch. red. A.N. Nikolyukina). M.: Respublika, 1995. S. 609–613.

22. Stihotvoreniya A.F. Merzlyakova (red. M.P. Poludenskij). CHast' I, M.: tipografiya Gracheva, 1867. – 656 s.

23. Tyugashev E.A., SHumaher A.E. Sociokul'turnyj fenomen «russkogo severyanstva» // Lichnost'. Kul'tura. Obshchestvo, 2021, t. 23, № 3 (111). S. 151–156.

24. Kara-Murza A.A. Gavriil Derzhavin on Russian Civilization: Russia as “The North” // Russian Studies in Philosophy, 2018, vol. 56, № 2. P. 88–98.

Comments

No posts found

Write a review
Translate