Политика памяти является частью символической политики. Так, по мнению Пьера Бурдье, для внедрения новых представлений о строении социальной реальности «самыми типичными стратегиями конструирования являются те, которые нацелены на ретроспективную реконструкцию прошлого, адаптируясь к потребностям настоящего»¹. В данном случае объектом политики памяти становится не конкретный исторический нарратив, а коллективная память с ее тотальной мифологизацией. Различные интерпретации прошлого служат основанием для реализации многих политических действий и решений и не зацикливаются на формировании исторического нарратива. По определению А. Миллера, историческая политика — это совокупность методов, предполагающая «использование государственных ресурсов в сфере истории и политики памяти в интересах правящей элиты»². В данном случае историческая политика оказывается частным случаем политики памяти, которую мы предлагаем понимать как деятельность государства и других акторов, направленную на утверждение тех или иных представлений о коллективном прошлом и формирование поддерживающих их культурной инфраструктуры, образовательной политики, а в некоторых случаях — еще и законодательного регулирования³.

Несмотря на то, что существуют некоторые различия между советской и современной историей, все же сохранилась преемственность в доказательствах. Ярким примером является подход к русскому/советскому наследию и россиянам. Учебники обеих эпох представляют практически идентичные повествования о русских завоеваниях. Фактически, некоторые отрывки из советских книг были полностью скопированы и перенесены в современные аналоги. Одним из объяснений данного факта является то, что автор одного из современных учебников – А. Мухторов идентичен А. Мухтарову, который был соавтором учебника советских времен⁵.

После отмены крепостного права в 1861 году Россия начала активное капиталистическое развитие и рассматривала Центральную Азию как потенциальный источник для удовлетворения растущей потребности в сырьевых ресурсах⁶⁷. Несмотря на сопротивление со стороны местных правителей и населения, России удалость получить в достаточно короткие сроки контроль над регионом. С одной стороны, авторы учебника советских времен подвергают критике колониальную политику царской России и тот факт, что местное население было отнесено ко второму классу граждан и отношение к нему было соответственным⁸. Однако, с другой стороны, завоевание оправдывается и рассматривается как прогресс, привнесенный в отсталый регион: «Во второй половине XIX века под влиянием передовой российской культуры и науки прогресс был достигнут в политической, социальной и культурных сферах жизни Центральной Азии»⁹.

Подобные взгляды на «цивилизационную миссию» русских представлены и в современном тексте Набиевой и Зикриёева¹¹. Авторы утверждают, что в социально-политическом мышлении жителей Центральной Азии произошли радикальные изменения в результате русского завоевания и развития капиталистических отношений. Таким образом, по-прежнему преобладает образ русских как цивилизованного «старшего брата», который привнес радикальные позитивные изменения во все сферы жизни.

Перейдем к следующему сюжету – Октябрьской революции и установлению советской власти. Хайдаров в учебнике советской эпохи, естественно, приветствует как Февральскую революцию, так и Октябрьскую революцию 1917 года. Он также обсуждает, как большевистский характер власти нарастал в Туркестане, Бухарском эмирате и в других частях Центральной Азии¹². Более удивительным является то, что и Набиева с Зикриёевым¹³, и Хакимов¹⁴ придерживаются той же позитивной интерпретации большевистской революции.

В целом, описание «контрреволюционных сил» практически с одинаковых позиций освещено в учебниках разных эпох. Как отмечает Хайдаров, эти движения были поддержаны силами лояльными Имперской России, местным феодалам и антисоветским западным государствам¹⁵. Опять же, таджикская современная историография воспроизводит тот, же советский взгляд – Советы по-прежнему являются героями, так как движение басмачей представлено как «террористическая группа», которая сдерживает построение мирной социалистической жизни, грабя и сжигая деревни и школы¹⁶¹⁷.

Наступление советской власти привело к культурной революции, которую Хакимов определил, как «радикальные изменения и прогресс в области массового образования, науки, здравоохранения, культуры, литературы и развития национальных кадров»¹⁸. Все авторы учебников превозносят большие успехи советских властей в продвижении политики массового образования и ликвидации неграмотности. Утверждается, что к 1939 году 82,8% населения Таджикской ССР было грамотным¹⁹. Неотъемлемой частью этой политики стали алфавитные реформы, которые фактически отсоединили народы Центральной Азии от их прошлого. Большинство людей больше не могли читать дореволюционную литературу; кроме того, таджики были отрезаны от литературы своих персо-язычных родственников в Иране и Афганистане. Однако ни советский, ни современный учебник не рассматривают данные аспекты реформы. Хайдаров утверждает, что переход от арабского к латинскому (в 1928 г.), а затем и к кириллице (в 1939 г.) помог ускорить темпы и качество борьбы с неграмотностью²⁰. Со своей стороны, Хакимов просто утверждает, что советские власти исходили из соображений необходимости, поскольку полиграфическая промышленность не могла удовлетворить растущую потребность в литературе, которая должна была быть напечатана другим шрифтом²¹.

Аналогичным образом Набиева и Зикриёев высоко оценивают борьбу советских властей против старого порядка и поддержку эмансипации женщин. В частности, они указывают на движение «Худжум», как на одну из самых позитивных и эффективных советских политик в этой области²³. Худжум («Наступление») – движение за равноправие и просвещение женщин, проходившее в 1920-1930-е гг. преимущественно на территории Средней Азии. Политика СССР, осуществляемая в данном направлении, предполагала переосмысление роли женщины в традиционных мусульманских обществах, предоставление ей возможности получения достойного образования, равных с мужчинами прав и др. Одним из ярких событий в рамках данной политики стала борьба за снятие паранджи как символа угнетения женщин.

Кампания по коллективизации рассматривается также с позитивных позиций. Таджикская ССР была очень отсталой в плане технико-экономического развития. Таким образом, Хайдаров утверждает, что коллективизация сопровождалась борьбой за искоренение «остатков феодального прошлого - патриархальных, основанных на родстве сельскохозяйственных отношений, которые царили в большинстве частей страны»²⁴. Поскольку этот учебник был написан во времена гласности, он также мог отметить, что в некоторых случаях те, кто отвечал за процесс коллективизации, допустили ошибки или неправильно реализовали/интерпретировали партийную линию. «Были некоторые случаи», признает Хайдаров, когда они забирали скот у бедных таджикских дехкан (крестьян) и заставляли их вступать в колхозы²⁵. Тем не менее, современные учебники не развивают эту критику дальше, и представляют в основном схожие взгляды. Обсуждая позитивные аспекты процесса коллективизации, Набиева и Зикриёев делают вывод, что «уровень жизни всего населения улучшился, потребности промышленности в сырье и населения в продуктах питания были успешно удовлетворены»²⁶. Авторы современных учебников, таким образом, продолжают игнорировать травмы самого процесса коллективизации, его разрушительное воздействие на сельскохозяйственную систему, а также на традиционное таджикское общество в целом.

Отношение ко второй волне репрессий, проведенной в конце 1940-х – начале 1950-х годов схоже в учебниках советской и современной эпох. Набиева и Зикриёев рассказывают о политических репрессиях и приводят имена некоторых жертв²⁸. Однако главным виновником является Сталин с его «культом личности», а не советская система как таковая.

Вторая область, в которой современные учебники в определенной степени отклоняются от версий советской эпохи, - это освещение «периода стагнации» 1970-х – 1980-х годов. По словам Хайдарова, этот период характеризовался замедлением экономического развития, в котором он обвиняет «безответственное и нерациональное использование природных и людских ресурсов»²⁹. Набиева и Зикриёев следуют аналогичной линии рассуждений и утверждают, что период застоя охватил все сферы жизни: экономическую, политическую, социальную и культурную³⁰. Однако в целом авторы этого современного учебника для 11-го класса демонстрируют более критическое отношение к событиям, имевшим место в последние два десятилетия советского периода. Они утверждают, что главной проблемой Советского Союза была идеологическая и политическая монополия власти, которой обладала Коммунистическая партия. Принимая во внимание этот более неодобрительный подход, кажется несколько удивительным, что авторы не упоминают о советском вторжении в Афганистан в 1979 году. Это было событие, которое имело глубокие последствия для Советского Союза как такового, но тем более для Таджикской ССР, чья этническая родня оказалась в зоне боевых действий.