Везде
Секуляризация этики в философии русского народничества: искушение психологизмом
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Секуляризация этики в философии русского народничества: искушение психологизмом
Аннотация
Код статьи
S258770110008004-6-1
DOI
10.18254/S258770110008004-6
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Сидорин Владимир Витальевич 
Должность: научный сотрудник сектора истории русской философии
Аффилиация: Институт философии РАН
Адрес: Москва, 109240, ул. Гончарная, д. 12, стр. 1
Выпуск
Том 3 № 4
Аннотация

Начало XXI века ознаменовалось новым витком дискуссий о судьбах религиозного мышления, составной частью которых стала полемика вокруг концепта «постсекулярности». Иной реакцией на усиление религиозного фактора в публичном дискурсе стали попытки атеистического сознания удержать и укрепить собственные позиции. Частью этого процесса стали и непрекращающиеся попытки обрисовать контуры секуляризованной этики на основе сциентистских, эволюционистских, утилитаристских, эвдемонистических и гедонистических установок. В этом контексте особый интерес представляет собой история отечественной философии, в которой борьба секулярной и религиозной философской мысли являлась одной из основных составляющих, и, в частности,  одна из первых в отечественной философской культуре систематическая попытка разработать вариант секуляризованной этики, характерная для философии русского народничества. В ряде своих работ идеолог русского народничества П.Л. Лавров предпринял попытку дать психологистическое обоснование нравственности, апеллируя к психологической достоверности нравственных феноменов. Этические воззрения Н.К. Михайловского – наиболее популярного в последней четверти XIX столетия философа народнической ориентации – характеризовались слабым вниманием к теоретическим вопросам нравственности, что, возможно, послужило причиной обращения к данной проблематике другого представителя «субъективной школы в социологии» Н.И. Кареева, этика  которого также несла на себе ярко выраженную печать психологизма. Психологистические тенденции этики П.Л. Лаврова, Н.И. Кареева являлись не только отражением интеллектуального контекста второй половины XIX века, но и были обусловлены внутренней логикой социологического субъективизма. Попытки психологистического обоснования нравственности, предпринятые П.Л. Лавровым и Н.И. Кареевым, ситуативно могли сыграть определенную роль в истории отечественной философской мысли: теоретическая неудовлетворительность народничества, частью которого был «социологический субъективизм», в разрешении проблемы обоснования нравственности могла стать на рубеже XIX-XX веков одной из причин, с одной стороны, роста популярности марксизма, предложившего альтернативную этическую позицию, основанную во многом на политэкономическом редукционизме моральной проблематики, а с другой – причиной «поворота к идеализму».

Ключевые слова
история этики, психологизм, П.Л. Лавров, Н.И. Кареев, Н.К. Михайловский, психологистическое обоснование морали, субъективный метод в социологии
Источник финансирования
Статья написана в рамках реализации проекта «Феномен зла: от метафизики к теориям морали», поддержанного РНФ (проект № 19-18-00441).
Классификатор
Получено
30.08.2019
Дата публикации
30.12.2019
Всего подписок
86
Всего просмотров
2703
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
Доступ к дополнительным сервисам
Дополнительные сервисы только на эту статью
Преимущества сервисов
100 руб. / 1.0 SU
Дополнительные сервисы на все выпуски за 2019 год
Преимущества сервисов
1500 руб. / 15.0 SU
1 Начало нынешнего столетия ознаменовалось новым витком дискуссий о судьбах религии, которые акцентировались во многом вокруг активно входящего в интеллектуальный оборот в последние два десятилетия понятия «постсекулярного». Знаменитое выступление Ю. Хабермаса, провозгласившего важнейшей задачей прояснение смысла того, что «означает секуляризация в наших постсекулярных обществах» положило начало лавинообразному росту интереса к постсекулярной проблематике1. Концепт «постсекулярности» стал ответом на очевидно усиливающееся значение религиозного фактора, однако, иной реакцией на него стало распространение в публичном дискурсе и радикальных сторонников секулярности, по-видимому, принципиально не согласных с ключевым положением Хабермаса о «незавершенной диалектике» секуляризации западного общества. Наиболее ярко эта реакция проявилась в возникновении в начале столетия движения так называемых «новых атеистов», лидерами которого выступили Ричард Доккинз, Кристофер Хитченс, Дэниел Деннет и Сэм Харисс2. Усиление религиозного дискурса, таким образом, привело не только к формированию нового концепта «постсекулярности», но и к попыткам атеистического сознания удержать и укрепить собственные позиции, чему способствовали и новые успехи естественных наук. Частью этого процесса стали и непрекращающиеся попытки обрисовать контуры секуляризованной этики на основе сциентистских, эволюционистских, утилитаристских, эвдемонистических и гедонистических установок3. В этом контексте особый интерес представляет собой история отечественной философии, в которой борьба секулярной и религиозной философской мысли являлась одной из основных составляющих, и, в частности, одна первых в отечественной философской культуре систематическая попытка разработать вариант секуляризованной этики, характерная для философии русского народничества.
1. Хабермас Ю. Вера и разум // Хабермас Ю. Будущее человеческой природы. М.: Весь мир, 2002. С. 119. О кризисе теории секуляризации см. также: Узланер Д. Конец религии? История теории секуляризации. М.: Изд. дом ВШЭ, 2019.

2. См.: Слепцова В.В. Философские истоки и специфические черты «нового атеизма» // Религиоведение. 2015. № 3. С. 77-85; Шохин В.К. В чем все-таки новизна «нового атеизма»? // Вестник ПСТГУ. Серия I: Богословие. Философия. Религиоведение. 2016. Вып. 3 (65). С. 149-157.

3. См., напр.: Carrier R. Sense and Goodness without God: A Defense of Metaphysical Naturalism. Author House, 2005; Grayling A. What is Good? The Search for the Best Way to Live. Phoenix, 2007; Harris S. The Moral Landscape: How Science Can Determine Human Values. Free Press, 2011; Churchland P. Braintrust: What Neuroscience Tells Us about Morality. Princeton Un. Press, 2011; Waal de F. Primates and Philosophers. How Morality Evolved. Princeton Un. Press, 2016; Sapolsky R. Behave: The Biology of Humans at Our Best and Worst. Penguin Press, 2017; многочисленные работы Мишеля Онфре (Michael Onfray) и выступления Мэтта Дилэханти (Matt Dillahunty).
2 Народники привлекали внимание исследователей в первую очередь, как политическое и социальное движение революционной направленности, предшествующее процессу распространения в России марксизма и оказавшего влияние на этот процесс в качестве его антагониста. Этим акцентом объясняется и то обстоятельство, что сравнительно немногочисленные исследования, посвященные философии идеологов народничества, концентрируются на социально-философских аспектах этой традиции, ключевым звеном которой оказывается так называемый «субъективный метод в социологии»4. Именно через эту оптику, как правило, и рассматривается нравственная философия народников – как основание их социологических и философско-исторических концепций. Настоящая статья представляет собой попытку рассмотреть решение проблемы обоснования нравственной философии, характерное для философии народничества – в первую очередь, для этики П.Л. Лаврова – и примыкавшего к ней своими социологическими и этическими воззрениями Н.И. Кареева.
4. Галактионов А.А., Никандров П.Ф. Идеологи русского народничества. Л.: Изд-во ЛГУ, 1989; Богатов В.В. Философия П.Л. Лаврова. М.: Изд-во Москов. ун., 1972; Щипанов И.Я. Философия и социология русского народничества. М.: Изд-во МГУ, 1983; Малинин В.А. Философия революционного народничества. М.: Наука, 1972; Billington J.H. Mikhailovsky and Russian Populism. Oxford, 1958; Walicki A. The Controversy over Capitalism. Studies in the Social Philosophy of the Russian Populist. Clarendon Press, 1969. Чуть ли не единственным исключением из этого правила является небольшая работа Г.Г. Шпета, попытавшегося представить антропологические основания философского творчества П.Л. Лаврова, как подступы к феноменологической философии: см. Шпет Г.Г. Антропологизм Лаврова в свете истории философии // П.Л. Лавров. Статьи, воспоминания, материалы. Пб.: Колос, 1922. С. 73-138.
3 Начало процесса секуляризации нравственной философии в историографии отечественной этической мысли, как правило, связывают с «утилитарной переоценкой ценностей», связанной в первую очередь с именем Н.Г. Чернышевского, и положившей начало в том числе процессу становления этики в качестве самостоятельной философской дисциплины5. Ключевое значение здесь, как правило, отводится статье «Антропологический принцип философии» Чернышевского, в которой тот пришел к выводу о «наслаждении» и «пользе», как непоколебимых и единственных основаниях этики. Однако сама статья Чернышевского, как известно, представляла собой ответ на иную работу – «Очерки вопросов практической философии» П.Л. Лаврова, вышедшую на рубеже 1850-1860 годов6. Упрекнув Лаврова в эклектизме и неясности, Чернышевский видел свою задачу якобы лишь в том, чтобы более последовательно с точки зрения «требований философского мышления» изложить аналогичные взгляды, своеобразно подытожив тем самым рассуждения автора рецензируемой им работы. Настаивая, что «разница будет почти только в изложении и в приемах постановки вопроса»7, Чернышевский в своих параллелях не ограничился констатацией антропологизма как основы философской позиции Лаврова, но и фактически отнес этический – ключевой для данной работы Лаврова – аспект его мысли к утилитаризму. Аналогичной была и позиция Н.Н. Страхова, оценившего «Очерки» Лаврова, как типичный образец утилитаристской этики и теории «разумного эгоизма», в сущности, не отличающийся от воззрений Гельвеция8.
5. См., напр.: История этических учений / под ред. А.А. Гусейнова. М.: Гардарики, 2003. С. 794.

6. Первоначально «Очерки» были опубликованы в «Отечественных записках» в конце 1859 года (см.: Лавров П.Л. Очерки вопросов практической философии // Отечественные записки. 1859. № 11, с. 207-242; № 12, с.555-610), а в следующем году вышли отдельным изданием (Лавров П.Л. Очерки вопросов практической философии. СПб., 1860).

7. Чернышевский Н.Г. Антропологический принцип в философии // Чернышевский Н.Г. Собрание сочинений в 2 тт. Т. 2. М.: Мысль, 1987. С. 166.

8. Страхов Н.Н. «Очерки вопросов практической философии» П.Л. Лаврова // Светоч. 1860. № 7. С. 1-13. С. 11.
4 Позиция Лаврова, однако, как нам представляется, имела определенные отличия от распространенной в то время утилитаристкой точки зрения9 и представляла собой новый для отечественной философской культуры способ обоснования нравственной философии, ставший впоследствии, как мы и попытаемся продемонстрировать, характерной чертой этических построений философов народничества.
9. Необходимо упомянуть, что речь идет об утилитаризме в том виде, в каком он существовал к 1860 г., т. е. за несколько лет до появления одной из ключевых работ в истории данной философской традиции – «Утилитарианизма» Дж. Ст. Милля, и в каком транслировался в России в первую очередь Н.Г. Чернышевским.
5 Целью «Очерков» Лавров видел разработку учения, в котором этика предстанет, как совершенно автономная область человеческая духа, не зависящая от каких бы то ни было внешних по отношению к ней факторов: «Если для кого-либо из читателей вследствие чтения этих страниц нравственно-политические начала предстанут как необходимые следствия человеческого бытия, независимые от условий писанных законодательств, от мгновенной выгоды лица или общества или от каких бы то ни было метафизических теорий, – тогда дело автора сделано»10. Эта автономия, однако, достигается путем постоянной апелляции к достоверности «первоначальных» и «элементарных» психических феноменов, не требующих якобы дополнительных обоснований, но выступающих при этом основаниями нравственных феноменов. В первой части «Очерков», носящей название «Психическая основа», Лавров открыто придает эвдемонистической установке своего нравственного учения психологистическое обоснование, объявляя стремление к наслаждению и устранению страданий «начальным психическим явлением» самосознания, которое в свою очередь становится у Лаврова исходной точкой построения теории личности – стержня, в его трактовке, любого философского учения11. Редукция «элементарных» нравственных феноменов к первоначальным психическим побуждениям, позволяет, с его точки зрения, не только объяснить происхождение нравственности, укоренить ее феномены в человеческой природе, но и выстроить действительно научную систему этики12. Однако психологистическое обоснование генезиса нравственных понятий составляет, по мнению Лаврова, лишь первый раздел этического учения, претендующего на научную значимость. Не проговаривая свою установку явным образом, Лавров очевидно использует аналогию между психологическим развитием индивида – в сторону качественного усложнения психических феноменов по мере его развития – и процессом становления нравственного сознания, выстраивая своеобразную «феноменологию нравственности», которая, по его представлениям, и должна составить вторую часть научно обоснованной этики13. Самосознание, движимое творческим потенциалом психики, приходит к конструированию идеального Я, которое суть личное достоинство человека. Причем этот идеал характеризуется исключительной эгоистичностью в силу первоначальности психологического стремления к наслаждению. Однако дальнейшее развитие психических феноменов в сознании индивида идет в сторону преодоления радикального эгоизма: проходя последовательно различные стадии развития, приводящие к рождению новых психологических побуждений (властолюбие, милосердие, страх, самоотвержение), нравственное сознание приходит – в столкновении с другими личностями и внешним миром – к пониманию равносильности других личностей, а затем – к представлению об их равноправии. Последнее и служит для Лавров обоснованием ключевого для народнической традиции понятия «справедливости», а указанные выше «категории» – этапами «психологического процесса справедливости»14.
10. Лавров П.Л. Очерки вопросов… С. 353. При этом особое внимание Лавров обращает на автономию выстраиваемой этики от религии, указывая, что «религия как источник нравственности вне плана нашего сочинения» (Там же, с. 394).

11. Именно этот акцент на самосознании как исходной точки философствования и анализе превращений самосознания и сделал возможным выделение Шпетом в творчестве Лаврова протофеноменологических тенденций, не получивших, впрочем, в его творчестве дальнейшего развития: «Антропологизм Лаврова, как психологизм связывается с его феноменалистическим приступом к философии, и в особенности, с его утверждением личного характера этой первой данности» (Шпет Г.Г. Антропологизм Лаврова… С. 135).

12. «Психологический процесс нравственного сознания есть процесс в высшей степени простой, и потому дозволяет, так сказать, линейное развитие этики от самых элементарных фактов до высших ее результатов. Именно это сближает построение этики с математикою, о чем я уже говорил, и делает ее наукой выводною» (Арнольди С.С. [Лавров П.Л.] Современные учения о нравственности и ее история. СПб., 1903. С. 56).

13. «Таким образом вопросы о нравственных понятиях представляются в двух существенно различных видах. Собственно в психологию входит теория генезиса нравственных понятий, без уяснения которой мы вечно будем сбиваться в пределах возможного для нравственных сил человека. Этот генезис должен указать связь нравственных явлений с более обширной областью необходимых психических побуждений и пределы, поставляемые нравственному развитию личности и общества условиями времени и обстоятельств. Затем феноменология нравственных понятий и их жизненное приложение в личности и обществе составляет самую теорию личной и общественной нравственности» (Там же. С. 26-27).

14. Лавров П.Л. Очерки вопросов... С. 419.
6 Такова в общих чертах развиваемая Лавровым «феноменология нравственных понятий». Особое место здесь занимает попытка психологистического разрешения проблемы свободы воли. Апеллируя к Канту, Лавров настаивает на невозможности теоретического разрешения проблемы свободы воли и гипотетическом характере как свободы воли, так и детерминизма. Интроспективный опыт, однако, фактически говорит нам, по его мнению, о существовании свободы воли, как феномена психики. Психологическая достоверность свободы воли делает возможным (без)нравственные действия и излишними какие бы то ни было попытки подвести под свободу воли (или ее отсутствие) теоретические основания: «Для себя и для общества человек свободен в своем сознании, и во имя этой свободы он ответственен перед собою и перед обществом. […] Сознание свободы есть факт науки, именно психологии, и совершенно не зависит от метафизической задачи: действительна ли эта свободы, или она есть только призрак?»15.
15. Там же. С. 375.
7 Феноменология нравственного сознания позволяла Лаврову решить сразу две задачи. Во-первых, попытаться преодолеть отвлеченный характер утилитаризма Бентама и Чернышевского, чья этика выстраивалась вокруг понятий «удовольствия», «пользы», «счастья», отношения между которыми носили исключительно количественный, а следовательно, механический характер. Во-вторых, динамика этой феноменологии позволяла Лаврову продемонстрировать своеобразную эволюцию нравственного сознания, проделывающего путь от эгоцентризма через взаимоотношения Я и Другого к финальной стадии и действительному, по Лаврову, сосредоточению моральной философии – социальному измерению нравственности16. Однако претензия на научное построение этики, характерное для «Очерков» Лаврова, вызвала критику Н.Н. Страхова, главный упрек которого трудно не признать убедительным. С его точки зрения, нравственные категории выделяются Лавровым фактически произвольным образом, в силу чего претензия на научность построения оказывается совершенно безосновательной: «Не имея строгой методы для последовательного развития определений личности, г. Лавров не мог и достигнуть совершенной полноты таких определений. Во всей книге нет ничего, из чего бы можно было убедиться, что все явления личности в ней исчерпаны…»17.
16. В работе «Современные учения о нравственности и ее история» Лавров, высоко оценивая заслуги утилитаризма в разрешении проблематики генезиса нравственных понятий, указывал, что редукция нравственности к сумме наслаждений и страданий, осуществляемая в утилитаризме, приводит к социальному конформизму, вследствие чего утилитаристская философия морали может быть признана «проповедью социального застоя» (Лавров П.Л. Современное учение… С. 44). Стоит отметить, что наиболее радикальная критика утилитаризма в народничестве была дана представителем крайне правого крыла этого интеллектуального и социального движения И. Каблиц-Юзовым, обвинившего утилитаристов во внесении «разлагающих элементов в миросозерцание личности» и в том, что стремление к счастью и «правильно понимаемый эгоизм», пестуемые в утилитаристской философии, на практике выродились в «легальный эгоизм» – самый обычные эгоистические устремления, получившие при этом теоретические оправдания для использования «легальных средств эксплуатации ближнего» (Каблиц И. [Юзов И.]. Основы народничества. Ч. 1. СПб., 1888. С. 118-119).

17. Страхов Н.Н. «Очерки вопросов практической философии» П.Л. Лаврова // Светоч. 1860. № 7. С. 1-13. С. 8.
8 Как бы то ни было, именно «Очерки» Лаврова стали фактически первой в истории отечественной культуры попыткой задать контуры этической системы, решающую роль в которой играло взаимодействие этической и психологической проблематики18. «Очерки вопросов практической философии» должны были стать первой частью обширного труда, включающего также еще две работы, посвященные критике общественных форм и теории общества. Замысел Лаврова, однако, остался неосуществленным: анонсированные работы так и не увидели свет – нельзя исключать, что одной из причин этого могла быть и неудовлетворенность Лаврова результатами своего труда.
18. Аналогичная задача была затем поставлена К.Д. Кавелиным, рассматривавшего этику в качестве науки о субъективных идеалах, как средств нормирования психической жизни (Кавелин К.Д. Задачи этики: учение о нравственности при современных условиях знания. СПб., 1885).
9 Ключевой фигурой в народнической традиции и одной из знаковых фигур для российского интеллектуального контекста последней четверти XIX века стал, впрочем, не П.Л. Лавров, а Н.К. Михайловский, этический аспект мысли которого характеризуется парадоксальным образом: с одной стороны, нравственная проблематика занимает у него, как у народника, центральное место, становясь основой социологической и философско-исторической концепции, с другой стороны, его работы – даже специально написанные, казалось бы, на тему этической проблематики («Идеалы и идолы», «Критика утилитаризма», «Что такое счастье» и др.) – характеризуются слабым вниманием к теоретическим вопросам нравственности19. Как и Лавров, Н.К. Михайловский исходит из недостаточности утилитаристского подхода к этике, хотя и признает его значимость: принцип пользы для него слишком односторонен и как способ обоснования нравственности, и как руководство в практической жизни20.
19. Это парадоксальная особенность была отмечена еще В.М. Черновым (Чернов В.М. Михайловский как этический мыслитель // Заветы. 1914. № 1. С. 1-32. С. 2). Как ученик Михайловского, Чернов, впрочем, пытается дать этому факту объяснение, эксплицировать и реконструировать теоретические основания этики Михайловского, представив ее, как совокупность систематически развиваемых взглядов.

20. Михайловский Н.К. И еще о Ницше // Михайловский Н.К. Литературная критика и воспоминания. М.: Искусство, 1995. С. 378-410. С. 399. Кроме того, утилитаристам, с его точки зрения, не удается в должной мере ни разрешить проблему противоречия между личным благом и благом общественным, ни убедительно редуцировать многообразие нравственных феноменов к категории «пользы» (Михайловский Н.К. Критика утилитаризма // Михайловский Н.К. Собрание сочинений. Т. 3. СПб., 1897. С. 254-275. С. 269).
10 Отсутствие систематической и последовательной рефлексии по проблеме обоснования нравственности объясняется во многом сознательной позицией Михайловского: с его точки зрения, решение вопроса о генезисе этических феноменов не имеет принципиальной значимости для морали, поскольку удовлетворяет потребность человека в знании, но безразлично как для нравственного чувства личности, так и для природы нравственного идеала21. Разумеется, что полностью избежать постановки вопроса о природе нравственных феноменов Михайловский не мог, чаще всего «разрешая» этот вопрос в своей публицистике лапидарными рассуждениями о социальном опыте личности как ведущем источнике морали22. Элементы психологизма не были, однако, совершенно чужды мировоззрению Михайловского. Именно психологию нравственности (как и историю) он связывал с попытками создания «научной этики», а, отвечая на знаменитую критику Бердяева в «Субъективизме и индивидуализме в общественной философии», настаивал, что этические элементы необходимо входят в то «психологическое a priori», которое выступает неизбежной данностью познающего и действующего в истории субъекта23. В целом же, следует признать, что проблематика теоретических оснований нравственности была чужда Михайловскому в силу ее отвлеченного характера, а его разрозненные высказывания по этому поводу имеют зачастую эклектичный и противоречивый характер.
21. Михайловский Н.К. Еще о Фридрихе Ницше // Ницше: pro et contra. СПб.: Изд-во РХГИ, 2001. С. 131-179. С. 145. См. также: Михайловский Н.К. Критика утилитаризма // Михайловский Н.К. Собрание сочинений в 6 тт. Т. 3. СПб., 1897. С. 254-275. С. 258.

22. См., напр.: Михайловский Н.К. Что такое прогресс? // Михайловский Н.К. Собрание сочинений в 6 тт. Т. 4. СПб., 1883. С. 1-187. С. 101-102.

23. Михайловский Н.К. О книге г. Бердяева с предисловием г-на Струве и о самом себе // Бердяев Н.А. Субъективизм и индивидуализм в общественной философии. Критический этюд о Н.К. Михайловском. М.: Астрель, 2008. С. 570-604. С. 604.
11 Возможно, именно отсутствие у Михайловского сколь-нибудь убедительного обоснования нравственной философии побуждает Н.И. Кареева – одного из самых влиятельных представителей «субъективной школы в социологии» в 1890-х гг. – обратиться к данной проблеме в «Мыслях об основах нравственности. Пролегомены по этике» (1895) – работе, завоевавшей пристальное внимание публики, о чем свидетельствуют последовавшие переиздания (2 изд. – 1896 г., 3 изд. – 1905 г.). Как и Лавров, Н.И. Кареев исходит из недостаточности и отвлеченности утилитаристских оснований этики и принципиальной возможности разрешения проблемы обоснования нравственности средствами психологической науки и результатами ее развития.
12 С его точки зрения, сведение нравственности к личному интересу, характерное для утилитаризма, не оправдывается самой действительностью, демонстрирующей массу примеров ситуаций морального выбора, которые могут быть объяснены с утилитаристской позиции только благодаря непоследовательности и теоретическим натяжкам. Кроме того, утилитаризм не в состоянии объяснить такие ключевые этические категории, как «совесть» и «долг». Именно последний концепт Кареев считает фундаментальным понятием нравственной философии. Для нас важно здесь, что, критикуя попытки теологического и метафизического обоснования этики долга, а также точку зрения, согласно которой чувство долга объясняется вульгарно социологическим образом – как следствие предписаний общества – Кареев обращается именно к психологистическому разрешению проблемы генезиса нравственности: «…все дело в психологии и логике, которых совершенно достаточно, чтобы объяснить происхождение чувства долга, определить его истинную природу и указать на его значение в деле личного развития, выяснить его роль по отношению к общественной пользе и сделать из всего этого этические выводы»24. Чувство долга, – настаивает он, – повелевающего действовать с соответствии со своими убеждениями (идеалом) и целью достижения счастья как можно большего количества людей и лежащее в основании нравственности, обладает непосредственной психологической достоверностью, и, как таковое, не нуждается в дополнительных теоретических обоснованиях. Психологизм мыслится Кареевым, как средством перехода «от морального гетерономизма к этическому автономизму»25. При этом собственную этику долга Кареев явным образом противопоставляет кантовской практической философии, относя последнюю к разновидности метафизического понимания долга. В критике кантовской этики долга и психологистическом обосновании нравственности Кареев обнаруживает влияние Франца Брентано, в работе «О происхождении нравственного познания» определявшего категорический императив Канта, как фикцию, из которой нельзя сделать ни одного морального вывода, и утверждавшего, что этическое обретается в области психологического, в частности, в сфере эмоциональных отношений26. Сокращенный перевод (с элементами пересказа) высоко оцененной Кареевым работы Брентано «О происхождении нравственного познания» («Vom Ursprung der Sittlichen Erkenntnis», 1889) был включен им в первое издание своей работы. Как и у Лаврова психологистические тенденции в мысли Кареева характеризуются эклектичностью и отсутствием убедительной аргументации, являясь, однако, любопытным свидетельством тех затруднений и тупиков, в которых оказались представители отечественной философской мысли XIX века, ищущие возможности «атеистического» основания нравственности.
24. Кареев Н.И. Мысли об основах нравственности. Пролегомены по этике. СПб., 1895. С. 82.

25. Там же, с. 3.

26. Брентано Ф. О происхождении нравственного познания // Брентано Ф. Избранные работы. М.: Дом интеллект. книги, Рус. феноменолог. об-во, 1996. С. 115-135.
13 В психологизме этических построений Лаврова, Кареева и, отчасти, Михайловского можно увидеть след характерной для второй половины XIX века «экспансии» психологической науки, включающей не только бурное развитие экспериментальной и интроспективной психологии, но и – на начальном этапе – «феноменологическое понимание» этой науки в духе Ф. Брентано, и связанной с дифференциацией этой области знания от философии и становлением в качестве самостоятельной научной дисциплины. Именно на атмосферу эпохи возлагает ответственность за «психологистическую ошибку» в мысли Лаврова – вряд ли обоснованно именуя ее «невольной» – Густав Шпет, в общем, как уже указывалось, высоко оценивая его философскую мысль и связывая ее с «феноменалистическим приступом к философии»27. Эти тенденции этики, однако, являются, на наш взгляд, не только следствием интеллектуальной атмосферы времени и внимания к успехам динамично развивающейся психологии, но и имеют основания во внутренней логике мировоззрения указанных мыслителей. В центр своих концепций они помещали личность, нравственный идеал которой оказывался единственным средством критической оценки социальной действительности и одновременно способом ее трансформации. Психологистическое обоснование нравственности в этом контексте оказывалось трудно преодолимым искушением ограничить релятивистские тенденции, присущие подобному подходу, и дать научное обоснование природе нравственных идеалов, а через это и самому социологическому субъективизму.
27. Отдельным вопросом, вынесенным нами за рамки данной работы, является круг источников, прямо повлиявших на эту попытку психологистического обоснования нравственности. В первую очередь необходимо упомянуть влияние Дж. Ст. Милля, а также немецких философов Фридриха Бенеке (Friedrich Beneke), Карла Фортлаге (Karl Fortlage), Морица Лацаруса (Moritz Lazarus), мысль которых явным, хотя и в разной степени, образом характеризовалась психологизмом. Психологистические тенденции в этической мысли Германии нашли наиболее известное выражение в творчестве Вильгельма Вундта, «Этика» (1886) которого была хорошо известна российскому читателю.
14 Невозможно не упомянуть, что попытки секуляризации этики вызвали достаточно широкий критический отклик, подробный анализ которого, однако, выходит за рамки нашего исследования. Критике секулярной версии философии нравственности были посвящены работы П.Д. Юркевича и Н.Н. Страхова. Критическому разбору утилитаристской и эвдемонистической этики были посвящены и страницы, наверное, главного труда по этике в истории отечественной философии XIX века – «Оправдания добра» Вл. С. Соловьева. Символично, что в год появления книжной версии трактата Вл. Соловьева в печати появилась и магистерская диссертация И.В. Попова («Естественный нравственный закон») – молодого православного богослова, церковного историка и будущего новомученика – существенную часть которой автор посвятил критике попыток обоснования морали с утилитаристских и эволюционистских позиций, тем самым как бы подхватывая знамя религиозной критики секуляризованной этики у предыдущего поколения отечественных мыслителей. Примечательно при этом, что главной задачей своего исследования Попов видел установление психологических основ нравственности28.
28. «Вопрос, разрешению которого посвящена наша книга, мы ставим для себя в следующей форме: в каких свойствах человеческой природы коренится естественный нравственный закон, понимаемый в смысле внутреннего побуждения к известного рода деятельности, в чем состоят его психологические основы?». (Попов И.В. Естественный нравственный закон. Сергиев Посад, 1897. С. XIV). Важно, с точки зрения характеристики эпохи, что ранее попытку использовать психологию для обоснования нравственности предпринял и Антоний Храповицкий (Антоний (Храповицкий А.П.). Психологические данные в пользу свободы воли и нравственной ответственности. СПб., 1888). Психологизм, таким образом, был своеобразной приметой интеллектуальной эпохи, одной из ведущих идей которой был проект конструирования моральной теории, учитывающей последние достижения науки и претендующей вследствие этого на научный статус, и, как таковой, использовался взаимоисключающим образом: как для конструирования секуляризованной этики, так и для дополнительного обоснования религиозно ориентированной нравственной философии.
15 Попытки психологистического обоснования нравственности, предпринятые П.Л. Лавровым и Н.И. Кареевым, ситуативно могли сыграть определенную роль в истории отечественной философской мысли: теоретическая неудовлетворительность народничества, частью которого был «социологический субъективизм», в разрешении проблемы обоснования нравственности могла стать на рубеже XIX-XX веков одной из причин, с одной стороны, роста популярности марксизма, предложившего альтернативную этическую позицию, основанную во многом на политэкономическом редукционизме моральной проблематики, а с другой – причиной «поворота к идеализму». Как бы то ни было, попытка «психологистической секуляризации» этики, предпринятая рядом русских мыслителей позапрошлого столетия, представляет собой еще одно любопытное свидетельство тесного переплетения русского и европейского философских контекстов второй половины XIX века и в качестве небезынтересного эпизода добавляет штрих к истории философских поисков в России второй половины XIX века – периода, который в отечественной историографии русской философии часто остается в тени последующей эпохи расцвета отечественной философии.

Библиография

1. Антоний (Храповицкий А.П.). Психологические данные в пользу свободы воли и нравственной ответственности. СПб., 1888. 161 с.

2. Богатов В.В. Философия П.Л. Лаврова. М.: Изд-во Москов. ун., 1972. 314 с.

3. Брентано Ф. О происхождении нравственного познания // Брентано Ф. Избранные работы. М.: Дом интеллект. книги, Рус. феноменолог. об-во, 1996. С. 115-135.

4. Галактионов А.А., Никандров П.Ф. Идеологи русского народничества. Л.: Изд-во ЛГУ, 1989. 744 с.

5. История этических учений / под ред. А.А. Гусейнова. М.: Гардарики, 2003. 911 с.

6. Кавелин К.Д. Задачи этики: учение о нравственности при современных условиях знания. СПб., 1885. 107 с.

7. Лавров П.Л. Очерки вопросов практической философии // Лавров П.Л. Собрание сочинений в 2 тт. Т. 1. М.: Мысль, 1965. С. 339-461.

8. Лавров П.Л. Современные учения о нравственности и ее история. СПб., 1903. 217 с.

9. Малинин В.А. Философия революционного народничества. М.: Наука, 1972. 340 с.

10. Михайловский Н.К. И еще о Ницше // Михайловский Н.К. Литературная критика и воспоминания. М.: Искусство, 1995. С. 378-410.

11. Михайловский Н.К. Еще о Фридрихе Ницше // Ницше: pro et contra. СПб.: Изд-во РХГИ, 2001. С. 131-179.

12. Михайловский Н.К. Критика утилитаризма // Михайловский Н.К. Собрание сочинений. Т. 3. СПб., 1897. С. 254-275.

13. Михайловский Н.К. О книге г. Бердяева с предисловием г-на Струве и о самом себе // Бердяев Н.А. Субъективизм и индивидуализм в общественной философии. Критический этюд о Н.К. Михайловском. М.: Астрель, 2008. С. 570-604.

14. Михайловский Н.К. Что такое прогресс? // Михайловский Н.К. Собрание сочинений в 6 тт. Т. 4. СПб., 1883. С. 1-187.

15. Каблиц И. [Юзов]. Основы народничества. Ч. 1. СПб., 1888. 466 с. Ч. 2. СПб., 1893. 509 с.

16. Кареев Н.И. Мысли об основах нравственности. Пролегомены по этике. СПб., 1895. 177 с.

17. Попов И.В. Естественный нравственный закон. Сергиев Посад, 1897. 597 с.

18. Слепцова В.В. Философские истоки и специфические черты «нового атеизма» // Религиоведение. 2015. № 3. С. 77-85.

19. Страхов Н.Н. «Очерки вопросов практической философии» П.Л. Лаврова // Светоч. 1860. № 7. С. 1-13.

20. Узланер Д.А. Конец религии? История теории секуляризации. М.: Изд. Дом ВШЭ, 2019. 236 с.

21. Хабермас Ю. Вера и разум // Хабермас Ю. Будущее человеческой природы. М.: Весь мир, 2002. С. 115-131.

22. Чернов В.М. Михайловский как этический мыслитель // Заветы. 1914. № 1. С. 1-32; № 5. С. 1-46.

23. Чернышевский Н.Г. Антропологический принцип в философии // Чернышевский Н.Г. Собрание сочинений в 2 тт. Т. 2. М.: Мысль, 1987. С. 146-229.

24. Шохин В.К. В чем все-таки новизна «нового атеизма»? // Вестник ПСТГУ. Серия I: Богословие. Философия. Религиоведение. 2016. Вып. 3 (65). С. 149-157.

25. Щипанов И.Я. Философия и социология русского народничества. М.: Изд-во МГУ, 1983. 279 с.

26. Шпет Г.Г. Антропологизм Лаврова в свете истории философии // П.Л. Лавров. Статьи, воспоминания, материалы. Пб.: Колос, 1922. С. 73-138.

27. Billington J.H. Mikhailovsky and Russian Populism. Oxford: Clarendon Press, 1958. 217 p.

28. Carrier R. Sense and Goodness without God: A Defense of Metaphysical Naturalism. Author House, 2005. 444 p.

29. Churchland P. Braintrust: What Neuroscience Tells Us about Morality. New Jersey: Princeton Un. Press, 2011. 273 p.

30. Grayling A. What is Good? The Search for the Best Way to Live. London: Phoenix, 2007. 288 p.

31. Harris S. The Moral Landscape: How Science Can Determine Human Values. NY: Free Press, 2011. 320 p.

32. Sapolsky R. Behave: The Biology of Humans at Our Best and Worst. NY: Penguin Press, 2017. 800 p.

33. Waal F. Primates and Philosophers. How Morality Evolved. New Jersey: Princeton Un. Press, 2016. 232 p.

34. Walicki A. The Controversy over Capitalism. Studies in the Social Philosophy of the Russian Populist. Oxford: Clarendon Press, 1969. 197 p.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести