Новая книга Рустема Вахитова «Евразийство: Логос. Эйдос. Символ. Миф» представляет собой оригинальный философский ключ к раскрытию смысла евразийства, базисом которого выступают ранние сочинения Н.С. Трубецкого и П.Н. Савицкого. Столь неширокий спектр выбранных имен и евразийских текстов самим автором характеризуется как «упрощение», однако, на наш взгляд, не сказывается на корректности и глубине исследования. Книга представляет интерес в первую очередь для тех, кто знаком с корпусом текстов евразийцев и сможет вместе с автором книги примерить к ним различные исследовательские оптики, которым посвящена первая глава «Евразийствоведение в тупике. Модели евразийства и “парадокс исчезновения евразийства”». Этот подход в структуре изложения работает также и в обратную сторону: знание о существовании противоположных оценок и трактовок евразийства (трактовок не столько сути, как показывает автор, сколько целей евразийства) может сформировать у читателя живой интерес к самостоятельному изучению евразийства как особого явления в истории русской философии.

В первой части книги читателю предлагается анализ исследовательских моделей, их преимуществ и недостатков. Рустем Вахитов выделяет семь основных моделей евразийства – евразийство как:

<ol> <li>Настроение, а не система.</li> <li>Модернизированное и упрощенное неославянофильство.</li> <li>Закономерный результат развития всей русской мысли и культуры.</li> <li>Русский вариант европейской «консервативной революции» или европейских межвоенных тоталитарных идеологий.</li> <li>Идеология русского империализма и разновидность парадигмы европейского империализма и колониализма.</li> <li>Разновидность антизападных, антиколониальных идеологий стран, ставших колониями и полуколониями Запада.</li> <li>Предтеча европейского структурализма и постмодернизма.</li></ol>

Представленные модели автор предлагает читателю рассмотреть через четыре аристотелевские причины. Р. Вахитов приходит к выводу, что существующие прочтения евразийства сводятся только к анализу, из каких элементов собрано евразийство, какой внешний контекст оказал влияние на формирование евразийских идей и какая цель евразийства. Автором утверждается, что евразийство не есть лишь сумма высказываний авторов сборников и сторонников евразийских идей в тот или иной период существования движения и что ни одна из моделей, предложенных исследователями евразийства, не отвечает на вопрос о сущности евразийства, о главной, сущностной причине.

Исключением Рустем Вахитов считает работу Патрика Серио «Структура и целое». Примечательно, что так серьезно оценена работа именно западного мыслителя. Известными специалистами по евразийству на Западе являются также Марлен Ларюэль и Штефан Видеркер, но они представляют пятую модель исследователей евразийства. Например, Марлен Ларюэль приходит к пониманию целей евразийства в духе «евразийского империализма»¹. Ограниченность такого подхода видит не только Рустем Вахитов: например, Михаил Маслин характеризует этот тезис как «несостоятельный»². Штефан Видеркер хотя и рассуждает о целостном подходе у евразийцев³, в качестве главных намерений евразийства определяет все же «имперскую легитимацию и антизападную демаркацию»⁴, а само евразийство понимает как речевой акт, преследующий политическую цель в конкретном историческом контексте.

Отличие Патрика Серио в том, что он, по мнению автора книги, «вплотную подходит к вопросу о сущности или эйдосе евразийства, но не то, чтобы решить, но и должным образом поставить этот вопрос ему мешает позитивистская методология и субъективно-идеалистический философский подход»⁵. Р. Вахитов показывает преимущества синтеза и диалектического подхода в изучении евразийства над анализом и расчленением предмет на мелкие элементы. Подобный подход и приводит евразийствоведение «в тупик».«Евразийство как целостность идей исчезает под скальпелем рассудочных методов позитивистских историков философии»⁶.

В качестве нового ракурса и оптики исследования Вахитовым выбрана методология русского философа А.Ф. Лосева, специалиста по античной философии, автора труда «Диалектика мифа». Используя методологию Лосева, автор пытается «собрать» распавшуюся сущность евразийства, обращаясь также к философии Аристотеля и Прокла.

Книга представляет читателю также обзор теорий возникновения евразийства. Одна связана с первым упоминанием термина «Евразия» в письмах П.Н. Савицкого в 1919 году. Вторая теория связывает начало евразийства с выходом книги Н.С. Трубецкого «Европа и человечество» в 1920 году, за год до первого сборника евразийцев «Исход к Востоку. Предчувствия и свершения», что, собственно, является еще одной из теорий. Ряд историков русской философии придерживается мнения, что «евразийство возникло летом 1921 года в ходе споров на Евразийском Семинарии в Софии, в которых участвовали будущие участники первого евразийского сборника “Исход к Востоку”, а также князь А.А. Ливен»⁷. И последняя версия, сторонником которой выступает и автор книги, связывает возникновение евразийства с текстом Петра Савицкого «Европа и Евразия» – рецензией на книгу «Европа и человечество». Критерием, в соответствии с которым стоит определять начало евразийства, автор считает текст, в котором впервые мы бы увидели ответ на вопрос: «Что такое Россия и каково ее место в системе цивилизаций мира?». «Понятно, что фраза из письма Савицкого не может считаться системой идей, а в книге Трубецкого “Европа и человечество” нет ничего о России и ее месте в мире. А вот в рецензии Савицкого, “Европа и Евразия”, – подчеркивает Рустем Вахитов, – эти вопросы уже поднимаются и обсуждаются, более того, там осуществляется попытка ответа на них, причем ответа во вполне евразийском духе, отличном от славянофильских или западнических концепций»⁸.

Несколько раз в книге мы встречается мысль о том, что не вполне корректно воспринимать евразийцев просто сторонниками и продолжателями развития славянофильских идей. У самих евразийцев мы тоже можем встретить критику славянофилов. «“Славянофилы” не хуже “западников” ощущали, “как прекрасен был тот Запад величавый”», – пишут евразийцы в своем первом сборнике, критикуя славянофила Хомякова, которому принадлежат строки «страна святых чудес» в отношении Запада. В народничестве и вовсе евразийцы видели «органическую враждебность творческому расцвету и разливу русских экономических сил»⁹.

В наше время главным популяризатором термина «евразийство» является Александр Дугин: у многих в России и за ее пределами неоевразийство ассоциируется именно с этим автором. Вахитов в сносках к основному тексту указывает на ошибки, присущие неоевразийству Дугина: «Исследование Дугина не свободно от грубых ошибок, так, например, он почему-то отождествляет правых евразийцев 1930-х годов с национал-социалистами, в то время как правые евразийцы (Савицкий, Трубецкой, Алексеев и другие) неоднократно выступали против национал-социализма в печати, однозначно отвергли попытку русских нацистов заключить союз с евразийством (через бывшего евразийца А. Меллер-Закомельского), а затем выступили как учредители антинацистского Оборонческого движения в эмиграции, в годы же войны многие из них участвовали в Сопротивлении»¹⁰.

Вахитов в своем исследовании указывает на то, что цели евразийства выходят за рамки даже тех целей, которые могли преследовать сами авторы евразийских сборников. В качестве иллюстрации приводится судьба «Золотого теленка», авторы которого ставили себе цель высмеять бухаринскую экономическую программу с ее лозунгом «Обогащайтесь!», но «роман Ильфа и Петрова вышел далеко за рамки политического памфлета»¹¹.

Вернемся к новому методу евразийствоведения, который предлагает Вахитов. «Собрать» распавшуюся сущность евразийства по мнению автора, возможно с помощью использования «диалектики против позитивизма». Методология Вахитова предполагает рассмотрение идей и концепций «материей». Логика из мира вещей переносится в интеллектуальную плоскость. Из выбранных текстов для применения методики автором выявляются элементы, из которых было собрано евразийство, ими определяются: релятивистская культурология Трубецкого из «Европы и человечества», теория Среднего (греко-славянского) Мира В.И. Ламанского и европоцентристский национал-империализм Струве-Савицкого.

Автор не единожды указывает на логическую «ошибку» Трубецкого, связанную с тем, что причины, по которым народы вынуждены объединяться в культурные миры вместо саморазвития внутри своей культуры, остаются непонятны. «Если культуры настолько самобытны, что несоизмеримы, то между ними не возможно никакое взаимодействие, даже в форме конфликта, то есть невозможно даже их механическое, абстрактное единство»¹². Поскольку евразийству близко понятие «личности», то можно прибегнуть к аналогии: развитым личностям вполне свойственно сочетать собственную уникальность и аутентичность с созданием союзов, в которых не противопоставляется развитие личного и общего.

Яркий пример приведен и в самой книге, показывающий, чт<em>о</em> может рождаться в результате соединения отдельно уникальных элементов. Речь идет о красках на картине, «которые мы поначалу, при первом взгляде, даже не замечаем, потому что перед нами целостный образ, хотя они есть и аналитически их можно выделить»¹³. То есть желтый не перестает быть желтым, красный красным, но в соединении их получаются целые новые миры, которые возможны лишь в результате «союза» красок. Автор книги пишет, что элементы такого единства на картине перестают быть собой и превращаются в пазлы, образующие своеобразный «гештальт». Пример понятен в контексте обсуждения темы единства, но в целом, как представляется, краски все-таки не перестают быть собой, сохранять свою «аутентичность», являясь элементом общей картины. Примерно такой подход у евразийцев к культурам Евразии. Трубецкой, собственно, и считает «особое целое» таким синтезом, при котором нельзя отвлекаться от «индивидуального своеобразия».

Задаваясь вопросом, что такое Евразия, евразийство, его логос, эйдос, символ и миф, автор дает следующий ответ: <em>«</em><em>Евразийство</em><em> </em>–<em> это учение о различных видах единства в географии, культуре и истории. Человечество, согласно </em><em>евразийству</em><em>, </em>– <em>это множество, механическое единство цивилизаций, что не составляют никакого настоящего, подлинного единства, каковое позволяло бы говорить об общечеловеческой цивилизации. Вместе с тем сами отдельные цивилизации, составляющие в сумме человечество, </em>–<em> это особые, внутри себя органически единые культурно-географические миры. Они имеют естественные границы, отделяющие миры друг от друга и один из них, где единство выражено наиболее ярко, </em>–<em> Россия-Евразия»</em>¹⁴<em>. </em>Подробнее диалектика разных видов единства описана в самой книге, раскрывается она в том числе при помощи элементов философии Прокла.

В качестве элементов, преобразовавших источники евразийства и объединивших их в синтез, который уже можно было назвать евразийством, автор выделяет три оппозиции:

1) единое-многое; 2) богоугодное-небогоугодное; 3) личное-безличное.

Именно с этими оппозициями, по мнению автора, связаны диалектика и основная суть эйдоса евразийства.

Говоря о символе, стоит отметить, что он понимается автором исходя из трактовок Лосева, где символ в итоге есть самостоятельная действительность, а не знак, метафора, художественного типа, модель, эмблема, понятие или что-либо еще, с чем в повседневности соотносится понятие «символ». Сама Евразия является главным символом евразийства. Кроме того, внутри евразийства есть диалектичные символы, которые автор представляет в следующей таблице:

<table class="docx-publication-table"><tr><td class="docx-publication-cell"> Уровни месторазвития</td><td class="docx-publication-cell"> Элементы внутренней структуры</td></tr><tr><td class="docx-publication-cell"> География</td><td class="docx-publication-cell"> Лес и степь</td></tr><tr><td class="docx-publication-cell"> Этническая культура, история</td><td class="docx-publication-cell"> Славянство (народы леса и их культура) и Туран (народы степи и их культура)</td></tr><tr><td class="docx-publication-cell"> Языковой союз</td><td class="docx-publication-cell"> Славянские языки (отсутствует слоговой сингармонизм) и тюркские языки (присутствует слоговой сингармонизм)</td></tr><tr><td class="docx-publication-cell"> Хозяйство</td><td class="docx-publication-cell"> Частное и государственное хозяйство</td></tr><tr><td class="docx-publication-cell"> Политика</td><td class="docx-publication-cell"> Демотия и авторитарно-идеократическая власть</td></tr></table>

Символами множества, согласно автору, в евразийстве являются «Европа», «Запад»; символами единства – Чингисхан; библейскими символами – Вавилонская башня и Исход.

Сплетаясь, символы «превращаются в мифологическое повествование, а ведь миф – магическое имя вещи, это – самый глубинный, фундаментальный уровень выражения¹⁵». Двумя базовыми мифами евразийства Рустем Вахитов считает «миф о Вавилонской башне (о переходе от небогоугодного единства к Богоугодной множественности) и миф о забвении имени и возвращении к самому себе как вариация мифа об исходе (о переходе от небогоугодной множественности к богоугодному единству)»¹⁶.

Единство и синтез стоят за евразийством: за евразийством классиков, за евразийством, каким его раскрывает в книге Рустем Вахитов. Метод же анализа, взятый в своей отдельности, приводит, скорее, к расщеплению и, соответственно, непониманию предмета. Автор открывает своей книгой новую живую страницу в евразийствоведении, показывает, насколько актуальными остаются вопросы, поставленные отечественными мыслителями более века назад, и какова может быть оптика исследования философского наследия евразийцев сегодня.