Повседневность как основа понимания социально-культурных смыслов: герменевтический аспект
Повседневность как основа понимания социально-культурных смыслов: герменевтический аспект
Аннотация
Код статьи
S258770110029270-9-1
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Пилюгина Маргарита Алексеевна 
Должность: научный сотрудник сектора методологии междисциплинарных исследований человека
Аффилиация: Институт философии РАН
Адрес: Российская Федерация, 109240 Москва, ул. Гончарная, д. 12, стр. 1
Выпуск
Аннотация

Статья посвящена специфике понимания и смыслообразования в социальной сфере. Изучение социальной объективности, эффективных коммуникаций и взаимодействия с Другими является ключевым вопросом социальной герменевтики, ориентированной на человека в его повседневной личной и социальной деятельности. Анализ исследований ряда представителей различных социологических направлений показал, что при наличии специфики они концептуально связаны и решают один круг проблем. Он необходимо включает индивидуального и социального субъекта, коммуникативные, лингвистические и экстралингвистические аспекты, участие опыта и памяти, знание и учет контекстов, создающих область интерсубъективных смыслов. Повседневность как область обыденного знания и мира, в котором (взаимо)действует человек, выступает основой понимания и организации социально-культурных смыслов как на уровне индивидуальном, так и социальном. 

Ключевые слова
герменевтика, повседневность, смысл, общество, человек, коммуникация, понимание, познание, опыт, язык, время
Классификатор
Получено
01.10.2023
Дата публикации
28.12.2023
Всего подписок
8
Всего просмотров
187
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
Доступ к дополнительным сервисам
Дополнительные сервисы только на эту статью
1 Проблема настоящего исследования определена природой человека и его социальностью. Познание – это то, что движет человеком в его развитии на протяжении жизни и истории. Связь герменевтики, направленной на понимание, выявление и определение смысловых содержаний и социальной сферы, присутствует с истоков формирования данной области – первоначально для переводческой и образовательно-воспитательных задач – для обеспечения эффективной коммуникации между представителями разных поколений, традиций, культур. Сохраняется и развивается она на этапе разграничения и легитимизации дисциплинарного статуса социально-гуманитарных наук и обретает новые импульсы и аспекты с появлением философской герменевтики1.
1. Подробнее см.: Пилюгина М.А. Интерпретация: история и применение метода социально-гуманитарного познания (герменевтический подход) // Полилог/Polylogos. 2018. T. 2. № 1. URL: >>>> DOI: 10.18254/S0000034-9-1 (дата обращения: 19.10.2023).
2 Посредством рассмотрения отдельных социологических концепций герменевтический подход позволяет показать, что их аппарат и разворачивание аргументации связаны единым проблемным полем, которое включает субъекта, язык, опыт, участие памяти и временные контексты. Каждая из них имеет свой теоретический, методологический аппарат, но их объединяет общее концептуальное ядро, поиск ответа на вопрос – благодаря чему и как возможны самоидентификация, понимание в обществе, осуществление эффективной коммуникации и деятельности, существует ли социальная объективность и, если да, как ее можно определить.
3 Изучение данных тем является предметом социальной герменевтики, ориентированной на человека в его повседневности и активности. Такое взаимодействие позволяет очертить предметно-проблемную область, при изучении которой герменевтика предоставляет характерный набор методов и определяет способ концептуализации и исследовательский подход, направленный на понимание, определение механизмов и особенностей формирования и обнаружения смысловых структур. Данное направление разрабатывается как междисциплинарное в связи с тем, что строгая дифференциация сферы социальности оказывается невозможной. Его представителей мы найдем не только среди философов2 и социологов3, но также историков4, культурологов и антропологов5. Для каждой области знания характерны свои особенности, собственные проблемы и аспекты понимания социального и его элементов, в их диалоге, в том числе критическом и дискуссионном, и взаимодействии осуществляется развитие общего направления.
2. В работах представителей философии жизни, современных направлений, разрабатывающих вопросы осуществления понимания в связи с языком, субъектом, культурно-историческими и коммуникативными аспектами: В. Дильтея, Г.-Г. Гадамера, П. Рикёра, Ю. Хабермаса, К.-О. Апеля, Дж. Агамбена и др. Такой способ разворачивания социально-герменевтической проблематики требует самостоятельного рассмотрения.

3. В частности, таких направлений, как социология повседневности, понимающая, феноменологическая, конструктивистская, когнитивная социология, интеракционизм и т.д.

4. Здесь стоит упомянуть многочисленные исследования проблемы памяти, интеллектуальной истории, исторической эпистемологии, посвященные вопросам взаимодействия индивидуальной и коллективной идентификации, получению, сохранению и передаче ценной информации как основы для взаимопонимания.

5. Например, герменевтическую направленность при определении роли и особенностей понимания культур, традиций, искусства можно обнаружить в работах К. Леви-Стросса, Я. Ассмана, Э. Панофского, Р. Жирара, К. Гирца, М. де Серто и др.
4

Для определения своего места и способа действия в обществе человек должен понять, кто он, как упорядочен и структурирован его опыт, хранение и передача информации и знаний. Язык и речь, будучи и когнитивной способностью и результатом культурной эволюции человека, являются способом познания и репрезентации мира и себя в нем, трансляции опыта и средством мышления, связанным с знаково-символическими, логическими и вербальными содержаниями. Взаимодействие с миром, который устроен на принципах подобия и схожести, способствует созданию причинно-следственных и смысловых связей и ожиданий, которые при участии памяти являются ориентирами для наступления понимания. Важным свойством этих структур и содержаний является не только их устойчивость, но и подвижность, т.е. способность меняться во времени или под влиянием новых условий6. Социализация посредством включенности в различные групповые объединения7 также является опорой и необходимым элементом самоидентификации. Повседневность является той частью реальности, жизненного мира, которая предстает для нас понятной, стабильной и устойчивой, в которой протекает наша обыденность, формируются и реализуются рутинные личные, бытовые, социальные и культурные практики8.

6. Которые могут как вызвать незначительные корректировки привычных схем, так и стать причиной экзистенциальных вызовов, потребовать пересмотра и перестраивания понимания себя и своего места в мире, что, на наш взгляд, является одной из важных проблем, где исследования памяти, ее различных форм, выходят за рамки междисциплинарных и требуют участия философии, объединяя познавательный и этический уровни; герменевтическая позиция представляется здесь эвристической с методологической и проблемной точки зрения.

7. От семьи до этноса и межкультурных объединений.

8. Например, Мишель де Серто связывает повседневность с деятельностью и использованием, т.е. практическим аспектом социальных и культурных практик, в который включается и язык как акт говорения, способствующий репрезентации. См.: Серто Мишель де. Изобретение повседневности. 1. Искусство делать / Пер. с фр. Д. Калугина, Н. Мовниной. СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2013. 330 с.
5 Как отмечает А.И. Кравченко, одним из первых социологов, обратившихся к проблеме повседневности, является Макс Вебер (1864–1920)9. В его понимающей социологии мы находим и герменевтическую направленность. Несмотря на стремление придать социологии научный и рационалистический статус, Вебер приходит к выводу, что исключительно позитивистский, эмпирический, количественный подход является ограниченным, способным лишь предоставить материал для описания и анализа. Качественный аспект оказывается неустранимым при изучении общества – практическая, социальная жизнь основывается на нормах и идеалах, которые являются направляющими и обеспечивающими активность и понимание, но которые не могут быть обязательными, лишь необходимыми и целесообразными. Особенность социологии и ее методов он обосновывает первостепенной ролью субъекта и его действий, которые связывает с категориями цели и средства. Определяющими для них являются ценности и их значимость, которые имеют не столько социальную, сколько индивидуальную природу. Научное исследование на основании имеющихся знаний и данных позволяет соотносить и строить ожидания о последствиях и выборе эффективных средств для реализации желаемой цели. При этом, как пишет Вебер: «…мы предоставляем действующему лицу возможность взвесить, каково будет соотношение этих непредусмотренных следствий с предусмотренными им следствиями своего поведения, то есть даем ответ на вопрос, какой “ценой” будет достигнута поставленная цель, какой удар предположительно может быть нанесен другим ценностям»10.
9. Кравченко А.И. Социология повседневности // Социология. 2023. № 4. С. 42.

10. Вебер М. «Объективность» социально-научного и социально-политического познания // Избранные произведения: пер. с нем. / Сост., общ. ред. и послесл. Ю.Н. Давыдова; предисл. П.П. Гайденко. М.: Прогресс, 1990. С. 348.
6 Социология может оказать влияние на формирование общественного сознания, выработку и укрепление мировоззрения и стремлений, но субъективные ценностные аспекты оказываются первостепенными при совершении действия, которое всегда является проявлением и результатом личного выбора. Такой поворот в исследовании социальной действительности обращается к философии, человеку, его экзистенции, предлагает другой подход к пониманию социальной объективности: «Мы ощущаем как нечто “объективно” (курсив М. Вебера. – М.П.) ценностное именно те глубочайшие пласты “личности”, те высшие, последние оценочные суждения, которые определяют наше поведение, придают смысл и значение нашей жизни»11. Научный подход призван через исторический, диалектический анализ идей и формулирование формальных, логических, последовательных суждений способствовать пониманию выработанных культурой целей и идеалов и показать индивиду возможности и важность критического суждения о них. Правильный научный анализ и аргументация способны указать ценность и значимость рассмотренных идеалов. Для Вебера это является одним из важных шагов, так как признание и принятие ценностей индивидом являются результатом не долженствования, а проявления свободной воли и желания.
11. Там же. С. 350.
7 Оценка и понимание социального взаимодействия и коммуникации также осуществляется на основании ценностей, которые выступают в качестве регулятивов. Но уже личных, которые формируют мировоззрение индивида, для чего используется целерациональная интерпретация. Организующими для успешной активности в обществе являются социальные ожидания и здравый смысл, направляемые имеющимся опытом в соответствии с социокультурной и повседневной логикой. Обеспечивается это благодаря типическому характеру знания – связям и регулярности, которые позволяют формулировать закономерности поведения12. Тем самым понимающая социология Вебера направлена на исследование и последовательный анализ социальных норм, идей, императивов, которые реализуются индивидом в рамках конкретной культурно-исторической традиции и способствуют определению социальных смыслов и наступлению понимания.
12. См.: Вебер М. О некоторых категориях понимающей социологии // Избранные произведения: пер. с нем. / Сост., общ. ред. и послесл. Ю.Н. Давыдова; предисл. П.П. Гайденко. М.: Прогресс, 1990. С. 495–547; Вебер М. Основные социологические понятия // Там же. С. 602–643.
8 Представитель другого классического направления социологии – школы Э. Дюркгейма – Морис Хальбвакс (1877–1945) связывает особенности понимания с проблемой памяти. Исследуя социальные категории и их функции, он формулирует концепцию коллективной памяти, проведя аналогию между индивидуальной и социальной памятью. На наш взгляд, в его подходе основополагающим понятием является субъект – то, как осуществляется самоидентификация, организуется опыт и знание, взаимодействие с другими, какую роль имеют контексты, в которых протекает его жизнь. Память для Хальбвакса формируется только на основании личных воспоминаний – это то, что пережито и воспринято самостоятельно или в составе некоторой группы13. Индивидуальная память, используя коллективные ресурсы, укрепляет свои когнитивные функции, расширяет возможности и существование во времени. Язык и речь выступают инструментами, делающими возможными объединение индивидов, (взаимо)понимание, создание и передачу ценной информации, которая обретает вид традиции: «Мы понимаем других, знаем, что они понимают нас, и, собственно, именно поэтому мы и сами себя понимаем; то есть язык заключается в известной умственной установке, которая притом может мыслиться лишь в рамках какого-то фиктивного или реального общества; это социальная функция мышления по преимуществу»14.
13. См.: Хальбвакс М. Коллективная и историческая память / Память о войне 60 лет спустя: Россия, Германия, Европа. М.: Новое литературное обозрение, 2005. С. 21–23.

14. Хальбвакс М. Социальные рамки памяти / Пер. с фр. и вступ. ст. С.Н. Зенкина. М.: Новое издательство, 2007. С. 103.
9

Несмотря на то, что Хальбвакс говорит о двух формах памяти, различить и строго отделить одну от другой оказывается невозможно – они находятся в динамичном взаимодействии, обогащая друг друга15. Индивид, будучи включенным в группу, соотносит себя с ней, принимает имеющиеся правила и нормы, определяющие его действия и понимание. В связи с многообразием различных взаимодействий и аспектов жизни человека он одновременно является членом групп, объединенных по различным признакам и основаниям16. Социальные рамки являются естественным результатом повседневной жизни и взаимодействия некоторой группы людей, объединенных общими ценностями и интересами. Они же выступают критерием, с которым соотносится индивидуальный опыт, с их помощью «возникает своего рода искусственная среда, внешняя по отношению ко всем этим индивидуальным сознаниям, но охватывающая их, – некие коллективные время и пространство и коллективная история»17. Казалось бы, что при таком понимании самоидентификация подвергается риску влияния и изменения, но, согласно социологу, социальные рамки памяти, наоборот, являются опорными и укрепляющими содержание и целостность индивидуальной памяти, их задача – проверка и контроль, объединение отдельных воспоминаний, переживаемых их членами. В результате совместных переживаний и опыта взаимодействия появляются общие смыслы и ценности, которые с ходом времени могут органично подвергаться изменениям.

15. Хальбвакс М. Коллективная и историческая память / Память о войне 60 лет спустя: Россия, Германия, Европа. М.: Новое литературное обозрение, 2005. С. 16-18.

16. От родственных до профессиональных, религиозных и т.д.

17. Хальбвакс М. Коллективная и историческая память / Память о войне 60 лет спустя: Россия, Германия, Европа. М.: Новое литературное обозрение, 2005. С. 16-18. С. 24.
10 Тем самым в исследовательское поле попадает вопрос не только формирования и организации опыта и знаний, но и особенностей и механизмов их передачи. Самостоятельным предметом анализа становятся социальные, культурные формы памяти, необходимые для продления жизни памяти традиционной – естественной. Так, в качестве одной из форм коллективной памяти Хальбвакс называет историческую, несмотря на указание того, что это понятие не совсем верно и отношения между исследуемыми формами памяти сложнее18. Стоит согласиться с аргументацией социолога: если память соотносится с живым опытом, воспоминаниями, имеющими ценностное, образующее значение для индивида и группы, то что стоит понимать под исторической памятью и в чем ее специфика19? Представляется, что решение может находиться на пересечении трех ракурсов истории – индивидуальной, коллективной и национальной.
18. См.: там же. С. 17–18, 47–49.

19. Но это отдельный важный вопрос, выходящий за рамки данной статьи, который нуждается в самостоятельном исследовании.
11

Социолог Альфред Шюц (1899–1959) при определении способов систематизации знаний о социальной реальности и определении смыслов также обращается к пространству наличного бытия человека, используя феноменологический подход. Его философски опосредованный ракурс исследования направлен на анализ способов организации мышления или когнитивных стилей, которые в результате деятельности и решения задач составляют определенные конструкты. Последние представляют собой наборы специально отобранных формализованных абстракций и идеализаций, в достаточной степени обобщающих полученный во времени опыт20. Они одновременно являются результатом социально-культурного взаимодействия во времени и ориентиром, критерием при выборе способа взаимодействия с миром и его субъектами.

20. Такое понимание соотносится с позицией Г. Фоллмера о соответствии возможностей когнитивного аппарата для познания и понимания мира в достаточной мере, чтобы эффективно и адаптивно с ним взаимодействовать.
12 Шюц использует понятие «жизненного мира» Э. Гуссерля, которое позволяет определить значение типизаций и идеализаций для понимания повседневной реальности. Понимание мира и себя в нем является результатом интерпретативной деятельности: «…человек в своей естественной установке понимает мир, толкуя свои переживания мира, будь то переживания окружающего его неодушевленного мира или одушевленного мира зверей и людей»21. Пространство, время и содержание жизненного мира оформляются в виде наличного знания на основе опыта и познания и выступают естественным результатом знакомства с миром, который предстает (1) в достаточной степени устойчивым и стабильным, благодаря чему (2) имеющийся опыт становится значимым для формирования образцов и ожиданий, (3) позволяющих эффективно ориентироваться и взаимодействовать с миром. Тем самым способ организации мышления согласуется с обыденным повседневным опытом и его успешной интерпретацией, которая оказывается связанной с интенциональностью, впечатлениями и переживаниями, рефлексией и оценкой22.
21. Шюц А. Избранное: Мир, светящийся смыслом / Пер. с нем. и англ. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2004. С. 814.

22. Разработку и раскрытие этих аспектов находим в различных работах автора. См., например: Шюц А. Избранное: Мир, светящийся смыслом / Пер. с нем. и англ. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2004. 1056 с.; Шютц Альфред. Смысловая структура повседневного мира: очерки по феноменологической социологии / Сост. А.Я. Алхасов; пер. с англ. А.Я. Алхасова, Н.Я. Мазлумяновой; науч. ред. перевода Г.С. Батыгин. М.: Институт Фонда «Общественное мнение», 2003. 336 с.
13 Понимание мира опирается на эти установки, которые позволяют воспринимать его целостно, объединяя зоны, которые определяют субъективные и объективные аспекты. Они соответствуют усложнению форм и способов типизации, которые Шюц называет зонами:
14

(1) актуальными, где знание о мире соотносится с получаемым в результате непосредственного взаимодействия с ним, с помощью органов чувств или дополнительных инструментов;

(2) реконструируемыми, позволяющими использовать уже имеющийся опыт при участии памяти и типизаций, формирующих допущения и ожидания;

(3) потенциальными, включающими социальный мир, который устроен аналогично находящемуся в наших актуальных, уже известных зонах23.

23. См.: Шюц А. Некоторые структуры жизненного мира // Вопросы социальной теории. 2008. Т. II. Вып. 1 (2). С. 74.
15 Они имеют собственные фокус внимания, значимость, горизонт, задающий ситуативные условия действия, понимание субъекта в качестве главного активного актора или наблюдателя.
16 Тем самым жизненный мир является не однородным, и эта же характеристика относится к его социальному проявлению. В реальности в повседневной жизни человек имеет дело с различными по глубине, ясности и убедительности знаниями, которые по-разному проявляются в его понимании и активности – индивидуальной, при взаимодействии с Другими, и между различными группами. Знание может являться результатом лично пережитого опыта, передачи при коммуникации и направленного обучения и овладения социально-культурными смыслами; их взаимодействие создает основы типизации мышления, действий и реакций. Таким образом, содержание опыта и знаний, определяемое как понятное и типичное, будет относительным и зависеть от самоидентификации личной, т.е. биографической, ситуации и групповой, определяемой более широкой и общей исторической ситуацией. Такое понимание способствует обоснованию существования субъективных различий при понимании социальной реальности, которые соотносятся с периодами сомнений, непонимания при выходе за границы известного, очевидного и значимого: «…моему знанию открыты лишь фрагменты чужих переживаний: в противном случае наблюдатель и наблюдаемый были бы тождественны»24. При наличии интерсубъективной области смыслов интерпретация и определение ситуативных смыслов, даже с учетом их типизированного, известного и понятного характера, осуществляется индивидом.
24. Шюц А. Избранное: Мир, светящийся смыслом / Пер. с нем. и англ. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2004. С. 811.
17

Социальный жизненный мир определяет способ организации опыта социального взаимодействия субъектов, который также может быть непосредственным или опосредованным. Культура имеет инструментальное, организующее значение. Она учитывается и при индивидуальной активности, и при социальных взаимодействиях, так как представляет схемы, образцы для интерпретации и понимания, характерные для социальной группы, поддерживает их эффективность, обеспечивает сохранение и трансляцию. С опорой на эти данные человек формирует ситуативные ожидания, которые проверяет в актах деятельности и общения. Что обеспечивает проверку таких типичных соответствий, передачу и преемственность социальных смыслов? Язык, социальные и культурные традиции: «Знание превращается в элемент социальной жизни, и в данном качестве все формы знания становятся одновременно и общей схемой интерпретации мира, и средствами достижения взаимного согласия и понимания»25. При дифференциации и разнообразии социально-культурных явлений, фактов и смыслов они могут быть объединены на основании единых критериев26, структурированы для возможности и доступности понимания Другим27. Эффективность взаимодействия и коммуникации достигается посредством слияния личных горизонтов, способности и возможности понять жизненный мир Другого и объединяющие интерсубъективные контексты.

25. Шюц А. Некоторые структуры жизненного мира // Вопросы социальной теории. 2008. Т. II. Вып. 1 (2). С. 76.

26. Например, наличия и природе основных социальных классификаций и институтов, продуктов культуры – артефактов, орудий, ритуалов, способов описания и понимания мира и т.д.

27. См.: Шютц Альфред. Смысловая структура повседневного мира: очерки по феноменологической социологии / Сост. А.Я. Алхасов; пер. с англ. А.Я. Алхасова, Н.Я. Мазлумяновой; науч. ред. перевода Г.С. Батыгин. М.: Институт Фонда «Общественное мнение», 2003. С. 263–265.
18

Развитие подхода Шюца с использованием конструктивистского подхода предлагают Питер Бергер (1929–2017) и Томас Лукман (1927–2016). Они определяют повседневность как область эмпирическую – знание, которое определяет поведение рядовых представителей общества в обыденной жизни: «Повседневная жизнь представляет собой реальность, которая интерпретируется людьми и имеет для них субъективную значимость в качестве цельного мира»28. Она сохраняет обозначенные Шюцем черты: интенциональность; упорядоченность; принятие как очевидной и реальной; систематизацию в виде образцов; направленность на объект понимания; опосредованность языком; формирование специфического пространства и времени, находящихся в отношении близости/отдаленности с состоянием «здесь-и-сейчас»; интерсубъективность. Последняя указывается социологами в качестве специфической характеристики, отличающей повседневность от других способов познания и осознания мира29. В этой связи основной ракурс их рассмотрения – на основании чего возможно согласование индивидуальных и интерсубъективных смыслов, понимаемых как объективных.

28. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М.: Медиум, 1995. С. 38.

29. См.: там же. С. 43.
19 Повседневность прагматична в том смысле, что направлена на решение задач и проблем, с которыми сталкивается человек. Путем стремления к объединению секторов непроблематичных (известного) и проблематичных (требующих новых знаний и образцов действия) формируется и расширяется индивидуальный и социальный опыт. Тем самым понимание обыденности строится на соотношении имеющихся образцов определения смысла действий и коммуникации. Их повторяющийся характер обеспечивает социальный запас знаний, позволяющий принимать решения и оценивать ситуации по принципу известности и схожести условий: «Реальность повседневной жизни содержит схемы типизации, на языке которых возможно понимание других и общение с ними в ситуациях лицом-к-лицу»30. Это также применимо не только к коммуникации и социальному взаимодействию, но и к пониманию событий и явлений различного характера и природы. Но такие схемы оказываются неполными, так как способствуют интерпретации аспектов объекта, способствующих пониманию; они подвижны, так как зависят от конкретной ситуации и условий, и строятся на основании взаимности, т.е. опосредованности, «вмешательства» индивидуальных схем типизации и их понимания участниками взаимодействия.
30. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М.: Медиум, 1995. С. 55.
20 Язык формирует и организует интерсубъективные социально-культурно опосредованные смысловые поля, которые позволяют накапливать, хранить и передавать индивидуальный и коллективный значимый опыт и знания. Посредством выборочности, проявляющейся на разных уровнях памяти, бессознательно или активно, осуществляется конструирование, собирание социального запаса знаний31. Причастность к нему является основанием для типизации, интерпретации их элементов и содержаний и понимания внутри группы. Тем самым происходит и обогащение, расширение индивидуальных знаний.
31. Стоит отметить, что организация накопленного социально-культурного опыта в виде схем, образцов действий и мышления сближает данный подход с когнитивным.
21 Бергер и Лукман отмечают, что повседневная реальность является основополагающей для самоидентификации и эффективного понимания, но не единственной, в которой действует и реализуется человек, который способен «переключаться» между мирами, для задач, требующих различных способов понимания и восприятия мира, например научного, религиозного, художественного32. Развитие этой проблематики в контексте взаимодействия с обыденной жизнью мы находим у Ирвинга Гофмана (1922–1982) в его теории фреймов. Они понимаются как смысловые рамки, позволяющие определять ожидания и перспективы восприятия повседневности. Они также предполагают типичность, которая задается ситуативностью, характеризующейся через наличие участников и времени, и наличием согласованной формализации для определения и интерпретации.
32. См.: там же. С. 46–48. Также в работе «Священная завеса. Элементы социологической теории религии» Бергер П. рассматривает роль религии, ее идей, идеалов, ценностей и норм как формы познания и продукта культурно-исторического развития в его связи с конструированием социальной реальности.
22 Присутствуя в любом акте восприятия, они ситуативны, отвечают на вопрос «Что здесь происходит?»33 и способствуют пониманию через наименование и определение. Для этого осуществляется соотнесение: с обыденностью, задающей характеристику реальности происходящего; прагматизмом, т.е. целью и условиями обстоятельств; с причинами и степенью заинтересованности; ролью и отношением субъекта, его идентификацией и идентичностью. Они определяют степень необходимой детализации, выяснение аспектов, достаточных и необходимых для корректной идентификации того, что нуждается в понимании.
33. Гофман И. Анализ фреймов: эссе об организации повседневного опыта / Пер. с англ.; под ред. Г.С. Батыгина и JI.A. Козловой; вступ. ст. Г.С. Батыгина. М.: Институт социологии РАН, 2003. С. 68.
23 Первичные фреймы являются результатом восприятия, непосредственного взаимодействия с реальностью в процессе повседневной жизни. Организуясь в базовые системы по принципу сходства, они представляют схемы интерпретаций посредством идентификации и наименования. Память обеспечивает линейность и непротиворечивость знаний и смыслов. При объединении, соответствии и соразмерности индивидуального и социального опыта общения и деятельности, внешних и внутренних мотиваций и проявлений становится возможным уточнение и расширение первичных схем понимания, включение этих элементов в существующие смысловые рамки.
24 Основанием для понимания, наступающего на основании классификации фреймов, выступают типы и группы объектов и явлений, имеющих символическое и смысловое содержание. Тем самым фреймы применимы и используются при определении любого типа информации, с которой взаимодействует человек: визуальной, вещей, различных объектов и образов; слов и языка; действий и поступков; коммуникативных ситуаций; особенностей самоидентификации; культурных содержаний. В контексте социальных взаимодействий фреймы проявляются в виде ритуализации, которая нормирует поведение. Интерсубъективное знание, оформляемое таким образом, задает ориентиры, но сам субъект, его личная мотивация, заинтересованность и опыт определяют, как он встраивается и как понимает социальную, повседневную реальность: «Если действующие индивиды понимают, что именно здесь работает, они подстраивают свои действия под это понимание и обычно обнаруживают, что пребывающий в движении мир помогает подобному приспосабливанию»34.
34. Там же. С. 320.
25 Большое внимание Гофман в своих исследованиях уделят возможностям применения фреймирования для интерпретации и понимания ситуаций, влекущих выход за пределы повседневности и трансформацию базовых систем понимания. Так, например, социальное действие, связанное с пониманием проблемной ситуации, оценкой возможных рисков и принятием решений, он относит к такого рода выходу35. Это определяется необходимостью понимания всеми участниками контекста и принятия условности происходящего в связи с ценностями и поставленными задачами, с установлением необходимых «правил игры» и действиями согласно определенной ролевой модели в заданных времени и условиях. Переключение фрейма происходит в любом случае, не включенном в рутину повседневной реальности: «действие не обнаруживается в повседневной рабочей рутине дома или на службе»36. Гофман включает в число нетипичных ситуаций, требующих переоценки привычного фрейма, большой круг событий: от снов и мечтаний, нехарактерного и неуместного поведения до тех, которые связаны с различными социальными, профессиональными, культурными сценариями и ритуалами37.
35. Об особенностях социальных взаимодействий и их понимании см., например: Гофман Э. Ритуал взаимодействия: Очерки поведения лицом к лицу. М.: Смысл, 2009. 319 с.; Гофман И. Представление себя другим в повседневной жизни. М.: КАНОН-пресс-Ц; Кучково поле, 2000. 304 с

36. Гофман Э. Ритуал взаимодействия: Очерки поведения лицом к лицу / Пер. с англ.; под ред. Н.Н. Богомоловой, Д.А. Леонтьева. М.: Смысл, 2009. С. 230.

37. См.: Гофман И. Анализ фреймов: эссе об организации повседневного опыта / Пер. с англ.; под ред. Г.С. Батыгина и JI.A. Козловой; вступ. ст. Г.С. Батыгина. М.: Институт социологии РАН, 2003. С. 109.
26 Таким образом, его подход представляет собой способ описания повседневной реальности на основании взаимодействия личного и интерсубъективного опыта. Фреймирование позволяет связать эти уровни и содержания с помощью обобщений и типизаций, предоставляющих смысловые рамки понимания контекста ситуации через ее наименование и описание, при этом учет и выбор конкретных ситуативных интерпретаций и реакций зависит от активности и позиции субъекта в каждый конкретный момент, в том числе предполагающий и возможные варианты изменения и перенастройки базового фрейма.
27

Таким образом, что объединяет рассмотренные концепции38? Их авторы исходили из определения условий и особенностей формирования общего социального смыслового поля, способа организации и доступности такого знания. Субъект в них оказывается активным, определяющим смысловые содержания исходя из имеющегося знания, где индивидуальный опыт соотносится с интерсубъективными знаниями, которые зависят от социально-культурного и исторического контекста, т.е. традиций. Признание Другого, способности признать и принять его опыт на основании схожести, но не совпадения понимания мира, является одной из ключевых отправных точек социальной герменевтики. В исследованиях, посвященных социальным формам памяти, формируется проблема определения, «конструирования» субъекта коллективного и соотношения личных смыслов с большим смысловым полем. Язык является условием самоидентификации и основным способом передачи знаний. Познание и расширение знаний о мире осуществляются при помощи интерпретации и согласования индивидуальных и социальных ценностей, смыслов, образцов деятельности. Все это способствует построению и уточнению персональной картины мира. Самоидентификация формируется и укрепляется при реализации способностей и возможностей говорить, в том числе о себе, осуществлять выбор, оценивать и интерпретировать ситуативный смысл деятельности и коммуникации, соотнося его с повседневным, обыденным опытом и социально-культурными, историческими конструктами и значимыми содержаниями. Единство этих аспектов, подверженных влиянию времени, задается организующим значением памяти, необходимой на личном и социальном уровне.

38. Безусловно, в рамках одной статьи невозможно упомянуть все персоналии или последовательно проанализировать указанные концепции, каждая из которых является самостоятельным предметом многочисленных исследований.

Библиография

1. Бергер П. Священная завеса. Элементы социологической теории религии / Пер. с англ. Р. Сафронова. М.: Новое литературное обозрение, 2019.

2. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М.: Медиум, 1995. 323 с.

3. Вебер М. «Объективность» социально-научного и социально-политического познания // Избранные произведения: пер. с нем. / Сост., общ. ред. и послесл. Ю.Н. Давыдова; предисл. П.П. Гайденко. М.: Прогресс, 1990. С. 345–415.

4. Вебер М. О некоторых категориях понимающей социологии // Избранные произведения: пер. с нем. / Сост., общ. ред. и послесл. Ю.Н. Давыдова; предисл. П.П. Гайденко. М.: Прогресс, 1990. С. 495–547.

5. Вебер М. Основные социологические понятия // Избранные произведения: пер. с нем. / Сост., общ. ред. и послесл. Ю.Н. Давыдова; предисл. П.П. Гайденко. М.: Прогресс, 1990. С. 602–643.

6. Гофман И. Анализ фреймов: эссе об организации повседневного опыта: пер. с англ. / Под ред. Г.С. Батыгина и Л.A. Козловой; вступ. ст. Г.С. Батыгина. М.: Институт социологии РАН, 2003.

7. Гофман И. Представление себя другим в повседневной жизни / Пер. с англ. и вступ. ст. А.Д. Ковалева. М.: КАНОН-пресс-Ц; Кучково поле, 2000. 304 с.

8. Гофман Э. Ритуал взаимодействия: Очерки поведения лицом к лицу / Пер. с англ.; под ред. Н.Н. Богомоловой, Д.А. Леонтьева. М.: Смысл, 2009.

9. Кравченко А.И. Социология повседневности // Социология. 2023. № 4. С. 41–60.

10. Пилюгина М.А. Интерпретация: история и применение метода социально-гуманитарного познания (герменевтический подход) // Полилог/Polylogos. 2018. T. 2. № 1. URL: https://polylogos-journal.ru/s258770110000034-9-1/. DOI: 10.18254/S0000034-9-1 (дата обращения: 19.10.2023).

11. Серто М. де. Изобретение повседневности. 1. Искусство делать / Пер. с фр. Д. Калугина, Н. Мовниной. СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2013. 330 с.

12. Хальбвакс М. Коллективная и историческая память / Память о войне 60 лет спустя: Россия, Германия, Европа. М.: Новое литературное обозрение, 2005. С. 16–50.

13. Хальбвакс М. Социальные рамки памяти / Пер. с фр. и вступ. ст. С.Н. Зенкина. М.: Новое издательство, 2007.

14. Шютц А. Смысловая структура повседневного мира: очерки по феноменологической социологии / Сост. А.Я. Алхасов; пер. с англ. А.Я. Алхасова, Н.Я. Мазлумяновой; науч. ред. перевода Г.С. Батыгин. М.: Институт Фонда «Общественное мнение», 2003.

15. Шюц А. Избранное: Мир, светящийся смыслом / Пер. с нем. и англ. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2004. 1056 с. (Серия: Книга света.)

16. Шюц А. Некоторые структуры жизненного мира // Вопросы социальной теории. 2008. Т. II. Вып. 1 (2). С. 72–87.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести