Если мы обратимся к марксистской публицистике десятых двадцатых годов прошлого века мы можем заметить: Ленин постоянно обвинял Богданова в том, что во всех работах после «Эмпириомонизма», он упорно протаскивал эмпириокритицизм, маскируя его другим названием. Правда ли это? И да и нет. По крайней мере в том, что касается центрального труда его жизни - «Тектологии».

Идеи, которые Богданов заложил в основу главного теоретического труда своей жизни, зрели в нем довольно долго. Первый том его научного труда «Всеобщая организационная наука» был издан в 1913 году в Петрограде. Второй том вышел в 1917 году. Богданов занимался подготовкой и третьего тома, но целиком все три тома были изданы только в 1925-1929 годах. Его труды намного опередили свое время и, как это не раз было в истории познания, не получили должного понимания и признания, а вскоре и вовсе были забыты. Только в 1989 году был издан его труд под названием «Тектология».

Понятие, давшее название научному труду Богданова, имеет греческие корни («логос» – «закон», «учение» и «тектон» – «творец», «строитель»). Этот термин был позаимствован у известного биолога Э. Геккеля из Германии, использовавшего его с целью обозначения науки, которая описывает принципы строения живого организма. Но в концепции Богданова данный термин получил более универсальное значение.

По убеждению Богданова, это обусловливается тем, что только научное познание способно создать наиболее обобщенные формы постановки задач, которые будут способствовать их эффективному решению. Универсально-обобщенной постановкой задач должны охватываться не только познавательные задачи, но и задачи практического характера. В данном подходе Богданов усматривал основное отличие от всех существовавших философских и специально-научных точек зрения¹.

Называя обобщение важнейшей характеристикой научного познания, Богданов считал, что достичь этого можно только там, где на первое место выходит организационная сторона исследуемого явления. Так как любая проблемная ситуация имеет, как правило, вид какой-то определенной задачи (системы задач) и так как формулирование задач происходит в виде определенного комплекса элементов условий, то решение оказывается связанным с поиском такого сочетания данных элементов, которое максимально соответствует цели решателя.

Данный подход позволил Богданову обойти один из наиболее серьезных «камней преткновения», на которые наталкивались другие позитивисты,— вопрос о том, как внутренний, личностный опыт каждого человека становится общественным знанием. Богданов считал, что человеческая деятельность может иметь лишь коллективную форму. В связи с этим, появление единой системы коммуникативных сигналов, приводящих, в конечном счете, к языку человеческого общества, является необходимым и вполне закономерным процессом.

Однако из этого следует, что именно язык является главным средством объединения разрозненных усилий людей в единую, целостную систему коллективного труда.² Сама же организация человеческого сообщества имеет диалектическую связь с характером организации языка. Богданов утверждал, что увеличение степени обобщающей силы языковых средств способно обеспечить более высокий уровень общественной организации и, соответственно, более совершенную культуру. Это, в свою очередь, способствует максимально эффективному решению возникающих перед людьми задач.

Не случайно им было высказано предложение о целенаправленном и намеренном изменении естественных языков, связанным с процедурами обобщения и упорядочивания. Примечательно, что в своем фантастическом романе под названием «Красная звезда», давая описание коммунистическому обществу, построенному обитателями Марса, Богданов отмечал такую особенность, что все члены общества говорили на едином, всепланетном языке. Отдельное внимание, по мнению Богданова, должно быть уделено такому понятию, как «организованность». Он утверждал, что все или большая часть действий людей представляют собой процесс организации определенного исходного материала. Поэтому ведение домашнего хозяйства, создание художественных произведений, выдвижение научных гипотез или строительство дома — могут пониматься в качестве превращения разнородностей в организованное единство³.

Таким образом, благодаря объединению внешне различающихся действий и вещей происходит выработка мыслительной привычки к восприятию мира с позиции его организационных особенностей. Это развивает умение постановки обобщенных задач. При этом опыт биолога поспособствовал глубокому убеждению Богданова в том, что сходство функционально-структурных признаков организмов, относящихся к довольно удаленным друг от друга классам, не является случайным. Природа, действуя по единому плану, реализует одни и те же принципы организации на самых разных материалах. Наиболее часто повторяющимся примером, используемым Богдановым во многих работах, является указание на одинаковое строение глаз осьминога и человека.

Богданов расценивал свою «всеобщую организационную науку» в качестве одного из фундаментов культуры. Качественным отличием тектологии от иных теоретических философских концепций прошлого является то, что философская теория несовместима с требованиями практической проверки. Следует подчеркнуть, что как только та или иная группа философских обобщений становится доступной для опыта, она становится новой научной дисциплиной, обособляясь от философского уровня. Тектология же непосредственно ориентирована на практическое применение, что вполне отвечает потребностям пролетариата⁴.

Подчеркнем, что представления Богданова отличались от традиционной трактовки пролетарской культуры как требования об «избавлении от старого хлама» и «сбрасывания обломков старой культуры с корабля современности». Наоборот, он не раз отмечал, что тектология не является скачком в научном развитии или чем-то принципиально новым. Тектология – это необходимый вывод из прошлого, продолжение того, что делалось и продолжает делаться людьми в их теории и практике⁵.

Данный мотив отличает его точку зрения от предшествующих традиций позитивизма и от вариантов его современности. Их направленность на отрицание прошлого, вероятно, стала неявным стимулом при создании программы эмпириомонизма. Однако в своих последующих теоретических изысканиях Богданов отошел от данной тенденции. Тектология была для Богданова не просто отдельной специальной дисциплиной, а стилем научного мышления, к овладению которым всегда стремилась наука, пусть даже и неосознанно. Знакомясь с новой литературой по разным сферам естествознания, уже в 1920 годы он все более и более утверждался в том мнении, что тектологическая позиция «пропитывает» собой атмосферу эпохи⁶.

М. Фуко, французский историк культуры подчеркивал, что в западной культуре практически до конца 16 века категории сходства отводилась конструктивная роль в знании⁷. Но и в следующие эпохи данная категория не утратила своего регулятивного значения. Следует подчеркнуть, что история естественных наук знает огромное количество примеров тому, как выявление сходства между фрагментами знаний или областями фактов, удаленными друг от друга, приводило к качественному перевороту в общей системе представлений ученых.

В более широком понимании, вся совокупность взаимодействия человеческого общества с окружающим миром является формой организации этого мира для человека в согласии с его интересами и целями. В этом и заключается объективный смысл труда человека. Соответственно, и познание не сталкивается ни с чем другим, помимо процесса организации. При этом возникает вполне закономерный вопрос, как быть с явлениями смерти и разрушения? Богданов настаивал, что и дезорганизация является результатом столкновения разнонаправленных процессов организации. Объективная реальность является всего лишь борьбой разных организационных форм. Как видим, снова идеал монизма, хотя и в другом аспекте.

Подобная приверженность исходным представлениям и первоначально заявленным положениям характерна утопическому сознанию в целом. Это обусловливается тем, что утопия ориентирована на абсолютную реализацию вырабатываемых ею рекомендаций, не допуская никаких отклонений от них. Эта черта проявляется не только в социально-политической сфере, но и в познании. Чем же, если не утопией, оказались цели, которые относительно недавно определяли характер и направления исследовательского поиска?

Начиная от философского камня, дарующего человеку вечную молодость и способного превращать неблагородные металлы в золото, заканчивая надеждой отыскать единую формулу, описывающую сразу всю реальность либо единый метод, который гарантировал бы его пользователю постоянный успех, — это основные регулятивы познания, которые казались бесспорными большинству великих естествоиспытателей. Мечта о всеобщей организационной науки как раз была одной из таких целей. Но ее автор не учитывал, что всеобщность знания вызывает абсолютное единомыслие, то есть запрет думать иначе, чем думает большинство.

Утопии, несмотря на всю свою привлекательность, являются слишком жестко нормативными. И реальный мир не укладывается в те схемы, которые предлагаются утопистами. Несмотря на предугаданную Богдановым тенденцию развития научного знания, которая реализована в наше время такими фундаментальными программами, как «кибернетический подход» и «общая теория систем», универсализации знания так и не произошло. Наоборот, сегодня как никогда понятно, что процесс интеграции науки имеет неразрывную связь со своей противоположностью, то есть дифференционными явлениями. Возникновение новых дисциплин происходит не только вследствие расширения сферы познанного, но и в связи с углублением знаний о том, что уже известно.

Когда-то математика стремилась достичь абсолютной точности расчетов, видя в этом основу своего могущества. Но в 20 веке стало понятно, что такие надежды являлись иллюзорными, а дальнейший прогресс математического знания оказался тесно связанным с разными вариантами размытых и неточных методов и структур, отражающих новый научный опыт.

Пожалуй, единственной сферой, в которой до поры удавалось реализовывать романтические устремления утопистов, которые мечтали о единообразии, — это сфера идеологии. Однако сегодня уже хорошо известно, к чему это приводило там, где единомыслие превращалось в главный критерий ценности и истинности высказываемых взглядов. Происходящие во всем мире социальные преобразования свидетельствуют, что многообразие возможных подходов к решению задач, стоящих перед обществом, является не помехой, а важнейшим условием их решения.

Но не значит ли это, что Богданов был прав, предвещая приближение конца традиционной идеологии? Возможно, мы присутствуем в момент умирания утопии как формы мышления? Подобные соображения в настоящее время высказывают многие авторы. Но не стоит забывать, что развитием общества и человека предполагается и выдвижение «недостижимых» целей. Диалектика деятельности человека проявляется еще и в том, что, исключая стремление к абсолюту, мы, обычно, не достигаем каких-либо значительных результатов. Сиюминутный прагматизм, который предлагает отказаться от любых «идеалов», также является разновидностью абсолюта.

Вместе с тем, неудачи позволяют нам узнать нечто о собственных возможностях. Безусловно, безрассудные эксперименты по принципу: «Что произойдет, если...» — вряд ли могут выступать в качестве эффективной основы взаимодействия между человеком и миром. При этом вся история отечественной философии, в том числе и марксизм, свидетельствует о недостаточной плодотворности какой-либо одной «единственно верной» на все времена теории. В связи с распространением этого подхода в русской идеологии, новые идеи, которые возникали в концепциях рассматриваемых авторов под воздействием опыта науки 20 столетия, не получили в свое время должного резонанса в научном мире, а впоследствии были забыты вообще.

Несмотря на их появление впоследствии в программах иностранных теоретиков, преемственность традиций отечественной мысли прервалась, что отразилось на развитии советской философии.

Реабилитация и восстановление тектологии, начавшиеся в отечественной науке с 1960 годов, пока еще не распространяются на оценку философских воззрений мыслителей. Садовский В. отмечал, что до настоящего момента все еще не сказано самого существенного, то есть того, что, несмотря на довольно радикальную эволюцию своих философских взглядов, Богданов до конца жизни продолжал оставаться убежденным марксистом в философии. Его личные заявления по этому поводу можно найти в любой из его философских работ, начиная с самых ранних, изданных на рубеже 19-20 веков (включая «Эмпириомонизм», 1904-1906 гг. и «Философию живого опыта» (первое издание – 1913 год, третье издание – 1923 год)). Ленин В.И. и Плеханов Г.В., игнорируя это, создали полностью ложное представление об эволюции философских взглядов Богданова⁸.

Таким образом, все то, что было рациональным в философии, должно быть включено в тектологию. Но особая роль здесь отводится философии Карла Маркса. Обогащенная и дополненная дальнейшими идеями, особенно, идеями Маха, марксовская концепция в эмпириомонистическом варианте превратилась в философскую основу тектологии.

Принятие в качестве отправной точки опыта человеческой деятельности дало возможность понять Вселенную в качестве бесконечного потока организующих активностей. Хаотичная масса в неорганической материи включает в себя организацию компонентов в примитивных формах. Она не может быть восстановлена своей собственной активностью и разрушается только внешними силами. Другое дело жизнь, представляющая собой ступени или этапы организации – от простейших клеток, до организма человека. Высший предел лестницы – это человеческий коллектив, а в настоящее время уже многомиллионная система, включающая в себя отдельных индивидов.

Тем не менее, отметим, что Богданов не совсем верно изложил позицию Карла Маркса. Маркс отделялся от понимания методологической роли диалектики, которого придерживался Богданов. В письме к Фридриху Энгельсу от 09.12.1861 года, Маркс напоминал, что уже Гегель не называл подведение массы “случаев” под общий принцип диалектики⁹. Нарский И.С. не безосновательно назвал тектологию «формальной онтологией», усматривая в теоретических мировоззрениях Богданова «апофеоз монизма», который был достигнут искусственным путем¹⁰. Энгельс, в свою очередь, не раз говорил о том, что все миропонимание Маркса сконцентрировано в материалистическом диалектическом методе, дающим отправные точки исследования, а не готовые догмы. Данный метод становится своей противоположностью, когда его используют как готовый шаблон, а не в качестве руководящей нити исследования¹¹. Иначе говоря, функции философии и науки различаются. Философия также способна давать прогноз, но этот прогноз обладает исключительно вероятностным, качественным характером. Еще раз подчеркнем, что Богданов (как и Ленин и Плеханов), изначально и до конца был убежден в том, что философия скоро исчезнет, а ее «рациональное зерно» будет поглощено всеобщей организационной наукой. Таким образом, диалектика становится тектологией, а философия – наукой.

Со времен Канта, Юма и Локка философия постепенно превратилась в гносеологию, став чем-то односторонне специализированным. Гегель стремился к созданию универсальной методологии. Универсальные эволюционные схемы, предлагаемые Г. Спенсером, в особенности, материалистическая диалектика стали следующими приближениями к современной постановке вопроса. Продолжая совершенствовать и развивать данную тенденцию, Богданов создал всеобщую организационную науку.

Богданов, специально выделяя активный преобразующий характер деятельности человека как оппозицию пассивно-созерцательному, говорил о том, что данная точка зрения противопоставлялась Марксом старой материалистической философии, включительно до Фейербаха, у которой он находил, в основном, пассивное или созерцательное понимание действительности. Такие материалисты, как Гольбах (французский просветитель), предпочитали рассматривать действительность в качестве совокупности вещей, оказывающих воздействие на человека, и порождающих своим воздействием его опыт. Маркс же решительно протестовал против подобного варианта понимания действительности¹².

Подчеркнем, что Богданов, придерживающийся своей тектологической позиции, не отделял регулирующий механизм подбора от тектологических механизмов формирующего порядка, представляя их в качестве своеобразной комбинации, давая нам возможность говорить о тектологическом подходе к эволюции, а также о выработке механизмов управления ею. В начале 1880 годов люди овладели фактами, позволившими сформировать целостное представление об общей схеме мироздания, о его зарождении и последующем развитии. Вселенная предстала перед человечеством в качестве единой самоорганизующейся системы, в которой постоянно возникают новые структуры, характеризующиеся относительной стабильностью, причем, именно относительной. Все организационные структуры материи подвергаются постоянным изменениям. Они постоянно обмениваются материей, энергией и количеством движения. Самоорганизация является ничем иным, как эволюцией структур. При этом она подчиняется определенным законам, о которых впервые начал говорить Богданов еще в 1913 г.¹³.

Все, что существует, имеет свою историю и подчиняется закономерностям рождения (появления) и смерти (уничтожения). Универсальным механизмом является подбор. В отношении «подбора» было сказано немало вздорного в адрес Богданова. В частности, Н.Н.Моисеев писал о том, что он неоднократно обращал свое внимание на то, что в природе существует определенные принцип отбора. Моисеев назвал его «принцип минимума рассеивания энергии». Он считал, что если законы природы допускают существование нескольких вариантов осуществления процесса развития, то реализоваться должен тот из вариантов, который характеризуется минимальным значением рассеивания энергии либо максимальным приобретением энергии (если речь идет об общественных или живых системах)¹⁴.

Подчеркнем, что тектология не должна смешиваться с философией. Философские идеи имеют отличия от научных тем, что невозможно проверить опытным путем. К примеру, философский эксперимент является абсолютно неестественным сочетанием понятий. Для науки тектологии постоянная практическая проверка ее выводов является обязательной. Организационные законы необходимы, в первую очередь, для их применения.

Философия, в своей разъяснительной работе, неоднократно предвосхищала широкие научные обобщения. Наиболее ярким примером является идея не уничтожаемости энергии и материи. В данном смысле философию можно назвать предтечей тектологии. Некоторые философские концепции (например, учение Спенсера об эволюции или диалектика) обладают скрытым и неосознанным, хотя и тектологическим характером. Так как они будут исследоваться, проверяться и организационно истолковываться, то они будут включены в новую науку и утратят присущий им философский характер. В целом, по мере развития тектология должна делать философию излишней. Уже с самого начала она стоит над ней, объединяя с ее универсальностью практико-научный характер. Для тектологии философия идей и схемы являются предметом исследования, как и любые другие организационные формы опыта¹⁵.

Богданов отмечал, что философия доживает свои последние дни. Эмпириомонизм уже не является философией, а выступает в качестве переходной формы. В ближайшие несколько лет, как утверждал Богданов, должно быть положено начало новой всеобщей науке. Ее расцвет возникнет из лихорадочной и гигантской организационной работы, создающей новое общество и завершающей мучительный пролог человеческой истории¹⁶.

Философия занималась поиском единства опыта, а тектология занимается поиском пути организации этого единства. Философия, по сути, является предтечей тектологии. Философия дает объяснение, а тектология организует. К примеру, Л.И.Абалкин, академик РАН, отмечал, что современники Богданова не смогли по достоинству оценить значение и важность тектологии в формировании новой научной парадигмы. Только время может отсеять и отделить рациональные зерна от плевел.

Но признание научной значимости тектологии совершенно не означает безоговорочного согласия со всеми ее выводами и положениями. Подобное согласие присуще религиозному, а не научному мышлению. Для лучшей оценки значения тектологии, как звена или стадии научного поиска, необходимо четкое разграничение двух ее срезов – тектологии как таковой, и тектологии как особого способа или типа мышления.

Тектология как таковая, по замыслу ее автора, представляет собой науку, объединяющую организационный опыт человечества. Она является теорией организационных систем, изучающей каждую из них с позиции отношений между ее элементами. Кроме того она изучает отношения системы как целого с окружающей средой. Принципиально новым в тектологии стал переход от метода аналогий, который плодотворно и довольно широко использовался в науке, к выявлению общих закономерностей формирования систем и их функционирования. Выводы и суждения Богданова во многом предвосхищали формирование теории систем и кибернетики. По сути, они были интегрированы ими¹⁷.

Теория Богданова предвосхищает системный подход и кибернетику. Его анализ организационных форм материи называют выдающимся вкладом в толкование единства архитектурных форм мира и его материального единства. Н.Н.Моисеев рассматривает тектологию Богданова, как нечто, погружающее в себя результаты ученого Л. фон Берталанфи. Все проблемы, поднятые фон Берталанфи и последователями его мысли, почти полностью укладываются в богдановскую теорию организации, но никак не наоборот. Можно утверждать, что общая теория систем является шагом в сравнении с «Тектологией» Богданова. Успех трудов Берталанфи, относящийся к периоду 1950-х годов, во многом объясняется еще и тем, что сочинение Богданова к этому периоду было практически полностью забыто. Оно возникло слишком рано, когда интерес к таким проблемам еще не подкреплялся общественной потребностью¹⁸

Сам же Богданов считал тектологию наукой. По его мнению, эмпириомонизм является не просто философией. На наш взгляд, самооценки не в каждом случае могут быть адекватными. Безусловно, тектологии присущ и основательный философский аспект. Винограй Э.Г., проведя исследование становления системного подхода, сделал вывод о том, что в истории системных исследований сформировалось три попытки создания теоретических организационных общих концепций, внесших довольно существенный вклад в изучение принципов эффективности больших систем. Это функциональная теория организации (Сетров М.И.), праксеология (Котарбинский Т.) и тектология (Богданов А.А.). В тектологии Винограй Э.Г. усматривает первую в истории попытку создать общую теорию организации. Но автор не сомневается и в тех идеологемах в оценке Богданова, которые восходят к Ленину и Плеханову, называя взгляд Богданова на культуру и идеологию «реакционным».

При этом он считает, что тектология и сегодня обладает существенным значением для построения ОТО. По его мнению, к ее положительному содержанию относится закон относительных сопротивлений, дополнительных соотношений и правило концентрированных действий.

На международной научной конференции под названием «Организационная динамика человеческой деятельности: экономика, философия, культура», которая прошла в 2003 году в Москве, и была посвящена 130-тилетию со дня рождения А.А.Богданова, высказывалось немало конструктивных оценок тектологии, включая и те, которые заложены в основу формирования общего научного эволюционного мировоззрения. Так, к примеру, В.И.Маевский, академик РАН, в своем выступлении сказал о том, что тектология Богданова является удачным образцом “смешивания” научной культуры, которая демонстрирует сложность в организации разнородных систем (неживых, живых, нематериальных и материальных), созданных человеческим трудом или сформированных природой. Главной особенностью тектологии является то, что феномен организационного подобия разнородных систем выражается в ней в форме совокупности универсальных правил и принципов организации систем и функционирования организаций. Данное обстоятельство позволяет рассматривать тектологию в качестве исследования, претендующего на роль метатеории в отношении некоторых отдельных научных отраслей. В тектологии метатеория понимается в качестве теории, которая служит для разработки или описания других теорий¹⁹.